За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

Все эти удовольствия оставляли мне мало времени для официальных дел. В Алма-Ате моим главным официальным визитом было посещение Нурсултана Назарбаева, Первого секретаря компартии и Председателя Верховного Совета Казахстана. Я нашел его внушительным, но лишенным обаяния, — правда, впоследствии он стал производить более приятное впечатление. Он считал, что для разрешения многочисленных проблем страны нужны быстрые реформы. Он все еще полагал, что партия лучше всех знает, что и как делать. «Мы будем крепко держать в руках бразды правления. В Казахстане никто всерьез не хочет создавать соперничающие партии». Он стоял за экономическую автономию для республики и намеревался предоставить большую свободу бизнесу. Через несколько дней предстояли выборы Президента Казахстана, на которых он баллотировался. Никто не ожидал его поражения.

В Бишкеке я посетил премьер-министра и министра иностранных дел. Премьер-министр Джумагулов оказался более мягким и разговорчивым человеком, чем Назарбаев. Он тоже говорил о растущей экономической автономии своей республики. В стране существует громадная этническая мешанина, но межэтнической борьбы нет, утверждал он, и никто особенно не настаивает на создании каких-либо альтернативных политических организаций (через неделю после нашего отъезда между различными общинами произошли ожесточенные столкновения). Люди хотели восстановления киргизских традиций. Наконец-то вышел из печати национальный эпос «Манас» об освобождении Киргизии от китайцев. Этому эпосу тысяча лет и он длиннее «Одиссеи» и «Илиады», вместе взятых. Мне трудно было составить ясное представление о Джумагулове. Наверное, несмотря на свою мягкую внешность, человек он жесткий. И, несмотря на разговорчивость, он сообщал меньше фактической информации, чем казалось. На ланче у министра иностранных дел Киргизии, самым разговорчивым оказался Шеремкулов, второй секретарь ЦК компартии Киргизии. Он восхвалял Ленина, день рождения которого приходился на следующее воскресение. Некоторые считали Ленина диктатором, некоторые думали, что он ответственен за репрессии, но Шеремкулов считал Ленина великим вождем, который ввел в стране социализм, будущее всего человечества. В апреле 1990 года это звучало анахронизмом.

В начале 1990 года Лондон запросил у меня оценку состояния Союза. Я повторил свою стандартную линию. Реформа породила сопротивление. Переворот против Горбачева возможен. Успешным переворотом по определению будет такой, момент и способ осуществления которого никто заранее предсказать не может. Я обращал особое внимание на ухудшающееся положение в прибалтийских государствах, особенно в Литве. Москва, возможно, позволит прибалтам покинуть Союз мирно. Но нам надо заранее определить свою публичную линию поведения на тот случай, если Горбачев прибегнет к силе. Мы могли бы поддержать насильственное восстановление порядка. Но применение силы для подавления законных политических чаяний народов Прибалтики — это было бы уже нечто совсем другое. Я указал на то, что провести в этом деле различие будет непросто. Две недели спустя мы столкнулись с трудностью именно такого порядка в связи с расстрелами в Баку.

На протяжении всего 1990 года у Горбачева оставалось все меньше пространства для маневра. Москва применила к Литве экономическое давление. Оно не дало результата. 11 марта Литва объявила о своем суверенитете. 12 июня ее примеру последовала Россия; 16 июля — Украина; 27 июля — Белоруссия, в августе — Татарстан. Эти акты были символическими. Даже на этой стадии «суверенитет» означал для всех, кроме прибалтов, автономию внутри конфедерации, а не действительную независимость. Однако 13 января 1991 года советские специальные воинские части штурмовали телевизионную вышку в Вильнюсе, столице Литвы. 13 человек было убито, более 100 ранено. Количество жертв было значительно меньше, чем в предыдущем году в Баку. Но возмущение, вызванное этим событием, как за границей, так и внутри страны, было гораздо сильнее. Черняев саркастически спросил меня: «Быть может, мертвые мусульмане в Баку волнуют Запад меньше, чем мертвые христиане в Вильнюсе?».

Расстрел в Вильнюсе стал поворотным пунктом. Общественность в республиках стала непримиримой. Горбачев окончательно упустил из своих рук инициативу. Однако он продолжал бороться. В отчаянной попытке сплотить вокруг себя общественное мнение он объявил референдум о будущности Советского Союза. 17 марта 1991 года советскому народу должен был быть задан вопрос: «Считаете ли вы необходимым сохранить Союз Советских Социалистических Республик в качестве обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой права и свободы людей всех национальностей будут в полной мере гарантированы?». Эти права и свободы, объявил Горбачев, будут охраняться и поддерживаться новым «Союзным договором», который он заключит с пятнадцатью республиками СССР.