За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

В это время произошел один странный инцидент. За пару дней до нашего отъезда в отпуск ко мне явился Мишарин, пожилой упитанный и бородатый интеллектуал, редактировавший «Воскресение», новый журнал, поддерживающий Горбачева. Он хотел, чтобы я написал статью о необходимости сочетать демократию с дисциплиной и о том, как важно, чтобы все страны были верны своим национальным традициям. Все более оживляясь, он спросил, понимаю ли я, сколь непопулярным стал Горбачев. Отдаю ли я себе отчет в том, как опасно разделение властей, символизируемое тем фактом, что российский флаг Ельцина развевается над Кремлем прямо напротив посольства? Неужели я не сознаю, что все сейчас находится на острие ножа? Для человека, выдававшего себя за сторонника Горбачева, это было странное высказывание. Никаких особых выводов в тот момент из этого факта я не сделал, и больше никогда его не видел.

Самолеты на Вологду отправлялись с маленького аэродрома в Быково, к востоку от Москвы. Когда мы подъехали к элегантному самолету «Як», на котором нам предстояло лететь, тот набрал скорость и поднялся в воздух без нас. Константин насел на диспетчера и потребовал, чтобы тот посадил нас на другой самолет, летевший в Череповец, расположенный в сотне километров от Вологды. Константин был убежден, что это не случайность: кто-то решительно вознамерился помешать нам уехать из Москвы. Но никакого разумного объяснения этому он найти не мог. В Череповецком аэропорту — деревянном сарае — мы уселись ждать Сашу, который выехал на машине в Вологду, а теперь находился в пути, чтобы встретить нас. Тихомиров, летчик, доставивший нас сюда, считал себя лично виноватым в том, что нас подвел Аэрофлот, и старался развлечь нас, пока мы ждали. Он сообщил, что летает по маршруту Москва-Череповец-Вологда уже десять лет. Но автомобиля у него нет, и он никогда не учился водить автомашину.

Понедельник. Первый день

То есть случилось так, что когда в понедельник 19 августа начался путч, мы с Джилл проводили первые часы не в Москве, а в партийном общежитии в Вологде — «лучшем» отеле города. Здесь было все — фанерная мебель, обитая дешевым плюшем, бетонные коридоры, цветы в горшках. От всего этого так и разило провинциальным коммунизмом и образом многих поколений партийных чиновников, разъезжавших по стране по своим мелким делам. Рядом с отелем находился громадный провинциальный партийный штаб и новехонькое здание КГБ.

Наш маленький радиоприемник был настроен таким образом, чтобы каждое утро в шесть часов принимать известия Би-би-си. К нашему удивлению, в Вологде эту передачу можно было поймать. «Советское руководство, — услышали мы, — объявило чрезвычайное положение в связи с неспособностью, по состоянию здоровья, Михаила Сергеевича Горбачева исполнять свои обязанности президента». Фактически это были те же самые выражения, в которых «Правда» сообщала о падении Хрущева в 1964 году (я нашел тот номер газеты в посольской библиотеке почти три года назад). Был создан Чрезвычайный комитет, в который вошли Крючков, Павлов, Пуго, Язов и Янаев — люди, назначенные на свои должности Горбачевым.

На другом конце России, в городе Астрахани некто Михаил Афанасьев услышал эту новость, стоя в очереди за молоком для своей больной матери. Все женщины в очереди, кроме одной, считали, что Горбачеву так и надо. Афанасьев, молодой студент, связанный с реформаторами, подумал, что переворот вполне может удаться. В Астрахани заговорщикам достаточно пристрелить с десяток людей, в более крупных городах, таких как Саратов, человек 50, чтобы установить свою власть. Он мысленно спрашивал себя, когда КГБ придет за ним. Такой же вопрос задавали себе люди по всей стране.

Олег Бобрик, мелкий бизнесмен в Вологде — один из первых представителей новой породы — собирался стать нашим гидом по городу. Теперь он пришел в отель, чтобы сообщить нам новости. Вологодский горсовет пребывал в полной растерянности: должен ли он противиться распоряжениям из Москвы? Может быть, надо подчиниться? А может — переждать в надежде, что все обойдется? Сам он был настроен враждебно к Чрезвычайному комитету, хотя считал, что Горбачев сам навлек на себя неприятности. Тем временем незаменимый Саша устроил нам дневной рейс в Москву. Бобрик и Тихомиров пришли в аэропорт провожать нас — это был смелый жест, пожалуй, один из первых признаков того, что у руководителей путча не все пойдет так, как они задумали. Во всяком случае, Саша был уверен, что с этими «самозванцами» скоро будет покончено.

По всей России люди спешно возвращались на работу. Вадим Медведев находился в санатории в Крыму. Проснувшись, он услышал заявление заговорщиков. Телефон в его спальне был отключен. Но все другие телефоны работали. Он без труда улетел в Москву, хотя тоже ждал, что его в любой момент могут арестовать. Он поехал домой, а оттуда в свой кабинет в Кремле. Там телефоны также не были отключены. Всю остальную неделю он, Лаптев, Примаков и Бакатин работали в одном конце Кремля, а Янаев и другие заговорщики — в другом конце.