За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

Собчак стал мэром Ленинграда в тот день, когда Ельцин стал Президентом России. Когда начался путч, он находился в Москве. Обсудив план сопротивления на ельцинской даче, он решил вернуться в Ленинград. В Московском аэропорту три явных сотрудника КГБ пристально следили за ним. Но вместо того, чтобы его арестовать, они заявили ему, что находятся здесь с целью проследить, чтобы он благополучно сел в самолет. По прибытии он сразу же отправился в штаб Ленинградского военного округа, находящийся около Зимнего дворца. Командующий округом генерал Самсонов уже объявил по телевидению о своей поддержке путча. В данный момент он совещался со своими офицерами и местными руководителями КГБ. Собчак ворвался к ним и заявил, что путч противозаконен: он точно знает, ибо участвовал в составлении Конституции. Если генералы попытаются его арестовать, они погубят свою карьеру. Генералы уклончиво говорили, что они всего лишь выполняли приказы. «То же самое говорили подсудимые в Нюрнберге», — возразил Собчак, и генералы притихли. После этого Собчак созвал в Мариинском дворце заседание Горсовета и сообщил присутствующим, что Горбачев арестован «преступниками». Он был первым, назвавшим их так. Вечером он уговорил ленинградское телевидение показать отрывки из киноверсии «Невозвращенца» Кабакова, где москвичей в некоем недалеком будущем преследует военный режим. В далекой Перми вымысел приняли за правду, и на короткое время в городе возникла паника.

Явлинский, молодой либеральный экономист, видевшийся со мной несколько раз летом в связи с его планом об экономическом сотрудничестве между Советским Союзом и Западом, только что уехал отдыхать. Он подъезжал ночным поездом ко Львову, когда услышал заявление заговорщиков. Сталинистский дух и манера этого заявления вызвали у него опасения самого худшего. Он тут же сел на обратный поезд в Москву. Явлинский также ждал ареста в любую минуту поэтому на каждой остановке на перроне он вручал удивленным людям письменное изложение своих взглядов. Но когда он услышал по радио, как неуклюже ведут пресс-конференцию заговорщики, он сразу понял, что путч провалится. Вопрос состоял лишь в том, сколько при этом прольется крови. Он отправился в Белый дом, где заседал Российский парламент, и стал помогать устанавливать связь между российским и советским КГБ.

Мы сами вернулись в Быково сразу после обеда, менее чем через 20 часов после того, как покинули его. Константин пребывал в состоянии сильнейшего восторга и возбуждения. Ну что, разве он не был прав насчет вчерашнего инцидента в аэропорту? У диспетчера висел над столом портрет — угадайте чей? — Сталина. Мой новый личный секретарь Жюли Белл тоже была тут. Она показала мне первую пачку телеграмм, отправленных из посольства: текст «Декрета № 1» Чрезвычайного комитета, запрещающего политические партии и приказывающего населению и всей экономической сфере вести себя как положено; обращение Ельцина к солдатам не слушаться заговорщиков и его же призыв к всеобщей забастовке.

Мы ехали в Москву по Рязанскому шоссе мимо колонны, состоявшей из сотни с лишним припаркованных военных машин: грузовиков, БМП, нескольких танков и каких-то предметов, покрытых брезентом, — возможно, это были орудия. Солдаты нежились на солнце. Один сломанный бронетранспортер лежал возле дороги. В самой Москве жизнь текла на удивление нормально: гражданские автомашины как обычно торчали в хаотичных пробках; люди спешили по своим повседневным делам, женщины ходили по магазинам. Военные машины прокладывали себе путь в потоке дорожного движения. Танки — группами по три — контролировали въезд на Красную площадь так же, как они это делали во время демонстрации в марте. Танкисты были мрачны и необщительны. На задней броне одного танка было приклеено обращение Ельцина к солдатам. Люди были скорее озадачены и любопытны, чем испуганы. По-видимому, ни солдаты, ни штатские понятия не имели, что происходит. Совсем не похоже было на осажденный город, ожидающий применения насилия.

Когда я вернулся, посольство казалось почти пустым. Молодые люди из политического отдела с удовольствием проводили время на улице, наблюдая за происходящим и стараясь позвонить и рассказать об увиденном из полуразбитых телефонных будок, — ведь это было в эпоху до мобильных телефонов. Джон Мэйджор уже объявил, что мы не будем иметь никакого дела с Чрезвычайным комитетом. Я пытался позвонить Черняеву домой и на работу. Его телефоны не отвечали. Между тем Джилл, вооружившись видеокамерой, отправилась со своей помощницей Энн Браун посмотреть, что происходит. Они возвратились через несколько часов. На Манежной площади состоялись митинги протеста, где Джилл встретила одного из молодых космонавтов, с которым мы были знакомы. Солдаты и граждане теперь переговаривались друг с другом, дружелюбно и раскованно. Бронеколонны пришли в движение — дивизия войск КГБ имени Дзержинского, отборная Таманская дивизия, десантники из Рязани. Прошел слух, и тут же был опровергнут, что десантники захватили Моссовет.