За Москвою-рекой

—      Лариса Михайловна! — начал он официально.— Не узнали?.. Странно, — это я, Юлий Борисович... Почему не ждали? Давно собирался позвонить, только искал подходящего предлога... Признаю себя полностью виновным и прошу снисхождения... Ларочка,— уловив мягкие нотки в ее голосе, Юлий Борисович перешел «а «ты»,— не казни, довольно и того, что я сам себя казню... Согласен, тема действительно не для телефонного разговора. Может быть, заглянешь ко мне?.. Зачем откладывать, приезжай в субботу. Буду ждать... Я тебе очень-очень признателен!

На этот раз встреча была обставлена по всем правилам. Юлий Борисович купил ее любимое вино — цимлянское, миндальные пирожные, фрукты. Посреди стола поставил вазу с фиалками.

Лариса Михайловна пришла ровно в семь и наполнила комнату ароматом духов. За окном догорал весенний вечер, на улице зажглись фонари.

—      Я пришла поговорить, это необходимо,— сказала она, снимая шляпку перед зеркалом.

Никонов обнял ее, попытался поцеловать.

—      Подожди! Прежде всего мне необходимо кое-что выяснить...

—      Если бы только знала, как я тосковал!

—      После всего, что было, я не верю ни одному твоему слову.

—       Зачем так говорить? Ты знаешь, что ни одна женщина не влекла меня так, как ты! Размолвки случаются между всеми, даже между мужем и женой. И я понял, что не могу без тебя...

Она молчала, и было непонятно, слушает его или нет. Словно отгоняя какие-то тягостные мысли, она тряхнула головой.

—      Не будем больше говорить об этом!— Лариса Михайловна взглянула ему прямо в глаза.— И за что я только люблю тебя?— прошептала она.

Раздался телефонный звонок. Юлий Борисович вздрогнул и торопливо подошел к письменному столу. Батурин просил разрешения «забежать на минуту».

—      Я сейчас занят,— ответил Никонов не очень любезно.

—      Понимаю, дело холостяцкое! — захихикал Батурин в трубку и обещал позвонить позже.

Оглянувшись, Юлий Борисович увидел, что Ларисы нет. Она ушла. Удивленный, раздосадованный, он целую минуту стоял неподвижно, стараясь понять, что произошло. Очередной каприз? Разрыв?.. Ну и женщина!..

Неожиданно в одиннадцать часов раздался звонок. Пришел Батурин.

—      О... о, оказывается, вы хорошо устроились, уютно,— сказал он, входя в комнату в пальто и бесцеремонно разглядывая обстановку.— Вышел немного погулять, воздухом подышать. Вспомнил, что вы рядом живете,— решил заглянуть. На улице благодать, тепло, как летом!

—      Раздевайтесь,— предложил Юлий Борисович.

—      Благодарю!— Батурин заколебался.— Работа у меня срочная — к понедельнику необходимо закончить баланс одной артели... Разве на полчасика...— Он снял в передней пальто и, приглаживая поседевшие волосы, вернулся обратно.— По субботам и воскресеньям сам бог велел отдыхать, а я все работаю. Вот так и помрешь, не увидев света белого...

—      Да, жизнь нелегкая, согласен. Суетишься, нервы треплешь, и все равно никто не оценит! Не хотите ли выпить?

Никонов подошел к буфету, но Батурин остановил его.

—      Благодарствую. В другой раз. Затуманишь голову и все цифры перепутаешь. Баланс составлять — дело не шуточное. Не сойдется копеечка в копеечку—начинай все сначала... Кстати, чтобы не утруждать вас лишний раз, я принес с собой трудовое соглашение.— Батурин вытащил из бокового кармана аккуратно сложенные бумаги.— Подпишите, а во вторник можете зайти за авансом и возьмете формы. Срок сдачи пришлось не сколько сократить — установили полтора месяца, чтобы иметь возможность дать вам новую работу.

Юлий Борисович быстро пробежал бумагу глазами и подписал соглашение.

—      Один экземпляр оставьте себе. Если вам нетрудно, возьмите у себя в главке бумажку, что выделены к нам для помощи. Это легко сделать — Толстяков сам назвал вашу фамилию. Бумажка никогда не помешает, как говорится, береженого бог бережет!

—      Хорошо, возьму...

Наступило неловкое молчание. Батурин курил, медлил с уходом, и Юлий Борисович не знал, о чем с ним говорить.

—       У меня к вам есть один деликатный вопрос,— наконец начал гость, смяв в пепельнице недокуренную папиросу.— Скажите, начальник отдела сбыта вашего главка приличный человек?

—-По-моему, да,— ответил Никонов, выжидательно взглянув на собеседника.— Почему это вас интересует?

—       Как бы вам объяснить... Дело в том, что артель, для которой я составляю квартальные балансы, вырабатывает полушерстяные одеяла и платки наподобие оренбургских. Сами понимаете, снабжение у них паршивое, вернее — никакого, а люди там работают деловые. Если бы можно было устроить им наряд на шерстяные отходы, ну, скажем, на путанку, концы и спущенные початки, то...

—      Не знаю, я от этого дела, далеко стою,— поспешно сказал Никонов.