За нами Москва!

— Товарищ лейтенант? — Зверев только теперь узнал командира. — Не видел, оторвался я от них, Баширов вот куда–то отстал. Черт, прикройте, пока перезаряжу.

Бывший студент сноровисто заменил почти расстрелянную ленту на новую, висевшую у него на шее. Комроты тоскливо выругался — все шло не так, как планировалось, и это была его, лейтенанта Волкова, вина, это он потерял роту и принялся воевать в одиночку, не проследил за Гольдбергом, а ведь Берестов предупреждал, что комиссар в темноте слеп как крот. Стрельба шла по всей роще, на южной стороне грохнуло несколько гранатных разрывов, шум танковых моторов слышался уже совсем рядом. Даже если бывший белогвардеец успел подавить или захватить пушки на южной стороне, остаются те, что направлены на восток. Петров предупреждал, что Т–26 хватит одного снаряда, и если сейчас не сделать что–нибудь с немцами, что засели на восточном краю леска, они уничтожат их танки.

— Зверев, слушай меня, — быстро сказал Волков, вытаскивая из кобуры ТТ. — Сейчас откроешь огонь по той стороне, на месте не стой, очередь — сменил позицию. Ясно?

— А вы?

мПопробую что–нибудь сделать с этими пушками.

Волков бросился в кусты, за спиной у него загрохотал пулемет, ответные пули срезали ветви над головой лейтенанта. Вспышки выстрелов выхватили из темноты фигуру в нескольких метрах, немец стрелял с колена. Комроты засек положение врага и при следующем залпе дважды выстрелил из пистолета. Послышался крик боли, и лейтенант быстро кинулся вперед, обходя гитлеровцев с правого фланга, пули рубили деревья, снова загрохотал пулемет Зверева. Это не могло продолжаться долго. Волков не знал, сколько врагов рота уничтожила в начале атаки, но теперь в дело вступили те, кто дежурил в траншеях, эти немцы не спали, готовые к бою, числом не менее двух десятков, они бешено контратаковали. Внезапно на востоке полыхнуло, и в лесу к югу от рощи загремели взрывы снарядов. Лейтенант почувствовал, что у него перехватило горло: наши! Наши слышат бой, они помогают огнем, обстреливая южный опорный пункт немцев; словно отвечая на этот залп, слева от Волкова ударило несколько гранатных разрывов, и неожиданно звучный голос комиссара перекрыл пальбу:

— Взвод! Гранатой бей!

В такой тесноте среди деревьев дальность гранатного броска была едва несколько метров, но Гольдберг и не планировал уничтожить ими врага. Грянуло еще несколько взрывов, и комиссар заорал:

— В атаку!

Пятнадцать глоток заревели «Ура!», и второй взвод кинулся вперед.

— Зверев, за мной, — крикнул Волков и, не оглядываясь, бросился туда, где на позиции немецкого противотанкового орудия взвод Гольдберга сцепился с немцами врукопашную.

Луну затянуло тучами, и люди дрались в полной темноте, освещаемой вспышками выстрелов, слышались лишь ругательства, хрипы, удары и жуткий звук вспарываемой штыками плоти. Кто–то из немцев все–таки пустил осветительную ракету, и Волков попятился: прямо перед ним гигант в разорванной гимнастерке с остервенением обрабатывал кого–то прикладом.

— Шумов! — крикнул лейтенант. — Шумов, хватит, он уже убит!

В этот момент ротного резко толкнули в плечо; Уже падая, Волков услышал автоматную очередь, апотом на него рухнуло чье–то тяжелое тело. Лейтенант бешено завозился, пытаясь столкнуть с себя человека, который почему–то лежал неподвижно. Наконец комроты откатил тело в сторону и вскочил на ноги. Здесь схватка закончилась, последнего немца с автоматом в руках пригвоздили штыками к стенке траншеи. Вокруг капонира с тридцатисемимиллиметровой пушкой лежали вперемешку убитые и раненые, немцы и наши, уцелевшие красноармейцы стояли вокруг орудия, словно не зная, что делать дальше.

— Где комиссар? — хрипло спросил Волков.

— Здесь, — устало ответил Гольдберг, вылезая из окопа рядом с позицией.

Политрук где–то потерял фуражку, одно из стекол его очков было выбито.

— Доложить о потерях, — приказал лейтенант, опускаясь на колено рядом с человеком, что сбил его с ног.

Поперек спины в драной шинели шли дырки с обгорелыми краями, четыре дырки, и сукно вокруг них уже набухало кровью. Волков осторожно перевернул убитого — в небо смотрели мертвые глаза ефрейтора Копылова.

— В вас немец из автомата целился, — прогудел Шумов, — так он вас сшиб, и все пули в него…

Волков рванул ворот гимнастерки, ему не хватало воздуха, это была ноша, которой он еще не знал: живой человек встал между ним и пулями, отдал за него жизнь, сам, своей волей. Лейтенант попытался закрыть водителю глаза, но рука тряслась, и тогда он просто вытащил из нагрудного кармана гимнастерки красноармейскую книжку и какие–то бумаги, завернутые в прорезиненную ткань.

— Доложить о потерях, — громко повторил ротный.

— Двое убиты, четверо ранены, — ответил Гольдберг.

Потери были на удивление малы.

— Захвачено два пулемета, автомат, несколько винтовок, — продолжал комиссар.

С южной стороны послышался топот, и Волков резко повернулся навстречу.

— Свои, не стреляйте!

К лейтенанту подбежал Берестов с семью бойцами.

— На нашей половине все чисто, — сказал старший сержант.

Он поднял с земли немецкую пилотку и обтер ею матовый от крови штык