За небесными вратами

Этот мир, незнакомый и новый для меня, привел множество тех, кого я любила в прошлом, и едва ли был час, который бы не возобновил отношения, которые однажды были разорваны в смертной жизни. Помню, как-то в один день я шла в окрестностях дома госпожи Уикхэм, вскоре после моего первого памятного визита там, мое внимание привлек скромный, но очень красивый дом, почти скрытый пышным разросшимся виноградом, сливочно-белые цветы которого не сравнимы ни с какими розами, которые я видела на земле или небе. Встретившись с г-жой Уикхэм, я указала на дом и спросила:

- Кто там живет?

- Полагаю, ты можешь пойти и увидеть, - сказала она.

- Я кого-нибудь из них знаю? - спросила я.

- Думаю, да. Смотри, кто-то даже сейчас в двери, как будто ожидает тебя.

Я пересекла белоснежную дорожку и цветочный газон - к дому, который стоял в углу, образованный двумя путями пересечения, почти напротив дома г-жи Уикхэм и, прежде чем я смогла подняться по ступенькам, я очутилась в объятиях двух любящих рук.

- Ребекка Спринджер! Я была уверена, что это ты, когда увидела, как ты идешь к г-же Уикхэм день или два назад. Не она ли сказала тебе, что я здесь?

- Она не имела возможности до сего дня, - сказала я, - Но дорогая тетя Энн, я должна была вскоре найти тебя, и я уверена, что ты знаешь это.

- Да, я уверена, что ты хотела этого.

Затем я рассказала ей о моем визите к г-же Уикхэм в тот богатый событиями день. Она слушала, ее дорогое лицо было полно симпатии, а затем сказала:

- Дорогая, можешь больше ничего мне не говорить. Думаешь, я не знаю? Когда Господь приходит порадовать мои глаза, у меня потом нет других мыслей и забот, в течение многих дней! Ах, какую радость и покой приносит знание того, что я в безопасности в этом благословенном убежище! Как далеко это за пределами всех наших земных мечтаний об этой божественной жизни!

Она сидела, на миг задумавшись, потом мечтательно сказала:

- Теперь, расскажи мне о моих детях, они идут?

Я порадовала ее сердце всеми одобрительными новостями, какие смогла довести об ее близких, и так мы говорили много часов, вспоминая множество сладких моментов земной жизни, друзей, и домашние и семейные связи, и надежды на будущий приход к нам тех, кого даже небесные радости не могут изгнать из наших сердец.

Затем еще в другой вечер, когда наступили мягкие сумерки, и многие из наших близких были собраны у нас в большой «комнате цветов», мы услышали шаги на веранде, и, когда мой брат подошел открыть дверь, нежный голос спросил:

- Г-жа Спринджер действительно здесь?

- Она действительно здесь. Проходи и сама убедишься, - И прекрасная Мария Грин вошла в комнату.

- Я так рада приветствовать тебя дома! – сказала она, подходя ко мне с распростертыми руками и смотря на меня мягкими искренними глазами.

- Моя милая! - воскликнула я, прижав ее к моему сердцу в теплых объятиях, - Я спрашивала о тебе и давно хотела увидеть.

- Я едва дождалась, чтобы прийти сюда, когда узнала, что ты здесь. Теперь, расскажи мне все-все! – сказала она, как только я усадила ее рядом с собой. Но вопросы и ответы слишком личны для воспроизведения здесь. Каждый из нашего дорогого семейного круга был обсужден; она рассказала мне многие происшествия, что случились в ее присутствии, когда ее мать и я были вместе; и говорили о дорогом ребенке, который находился далеко от нас.

- Я часто была так близко, что могла бы дотронуться до тебя рукой, если бы мне была дана власть, - сказала она.

После долгих откровенных бесед между нами я взяла ее в библиотеку, куда остальные ушли посмотреть новую книгу, которую я в тот день получила. Я представила ее им как дочь дорогих друзей, которые все еще на земле, уверенная, что она будет радушно принята. Моя младшая сестра и она сразу же заинтересовались друг другом, найдя сходство во многих своих ежедневных занятиях, и я с радостью предположила, что отныне они будут часто видеться.

Там нет измерения времени, как мы измеряем его здесь, хотя многие еще говорили на стародавнем языке: «месяцы», «дни» и «годы». У меня нет никаких способов описать так, как я видела это тогда. Были периоды и выделенное время; были часы счастливых обязанностей, часы для радостных удовольствий, и часы для святой хвалы. Знаю только, что все это было в гармонии, в радости, в мире, во все времена и во всех условиях.

ГЛАВА 16

«Существует притягательная нежность в любви матери к сыну, которая превышает все остальные сердечные привязанности. Она никогда не будет охлаждена от эгоизма, не устрашится опасности, и не ослабеет от беспомощности, не будет подавлена неблагодарностью. Она пожертвует всеми удобствами для его комфорта; она откажется от любых удовольствий ради его наслаждений; она будет прославлять его известность, и ликовать в его процветании, а в случае несчастья наверстает упущенное им. Он будет дороже ей в несчастье; и если позор покроет его имя, она будет по-прежнему любить и ценить его; и если весь мир откажется от него, она станет всем для него».

Вашингтон Ирвинг