За огненной чертой

Тогда же наша группа захватила на мельнице в деревне Вербилово солидное количество хлеба и передала его семьям учителей и служащих, кормильцы которых находились в Красной Армии.

Побывали мы и в других деревнях. В одной из них захватили тайного немецкого агента Муравского, который летом прошлого года во время боев под Ельней выдал гитлеровцам двух советских фронтовых разведчиков. Разведотдел 24-й армии еще тогда поручил нам поймать предателя, но он ухитрился скрыться. Понимая, что все кончено, Муравский выдал нам своего дружка, тоже предателя Гайченка. Мы сполна рассчитались и с этим ублюдком...

* * *

Ясная морозная ночь. Сказочно красив лес, покрытый инеем. Впереди деревня Щербино. Остановились, прислушались — кругом тишина. На фоне неба темным силуэтом выделяется старинная церковь. Хотя и поздно, но в некоторых домах слабо светятся окна.

— А где же наши ребята-разведчики? — спрашивает ездовой, мой ординарец Костя Яшкин.

— Да где-нибудь здесь, — отвечаю ему. — Случись опасность — они бы подали сигнал.

В крайней хате за поворотом горит свет. Оставив лошадей, мы подошли и тихо постучали. Дверь легко отворилась. В хате полным-полно ребятишек. Они внимательно слушают учительницу Августу Ниловну Савченкову и учителя Александра Ивановича Богдановича, которые по очереди рассказывают о родной стране, о великих русских людях, о щедрости и красоте нашей природы. Заметили нас не сразу. Учителя сказали, что пришли партизаны, и нас окружили восторженные детишки. По моей просьбе они охотно побежали на поиски наших разведчиков.

— Александр Иванович, как же случилось, что вы оказались здесь? — спросил я у Богдановича. — Вы ведь гнали колхозный скот в советский тыл. Помните, летом мы встречались у Старых Лук и толковали, как в будущем развернется война?

— Помню конечно. А вышло так. Андрей Шугаев подлецом оказался — он у нас за старшего был — и повернул стадо назад, к немцам. Попытался я один до советского тыла добраться, да ничего не вышло: фашисты обогнали. Теперь вот живу в родной деревне. Пока не трогают.

— А это что же у вас? Школа — не школа?

— Да не знаю, как и назвать. Немецкие власти хотели восстановить школы и наладить занятия. Но программы-то будут фашистские. Мы посоветовались с верными людьми и решили лучше на виселицу, а в такие школы работать не пойдем. Одни сослались на плохое здоровье, другие — на то, что нет помещений, третьи — на отсутствие учебников и на метели. Одним словом, вышло что-то вроде саботажа. А ребятишек жалко: время идет, перезабудут многое...

— Ну и что же? — нетерпеливо перебил я.

— Мы и предложили родителям, чтобы присылали своих ребят к нам на занятия, — ответила Августа Ниловна. — Вот и получилась подпольная школа.

— Но это же опасно.

— Волков бояться — в лес не ходить, — снова вступил в разговор Александр Иванович. — Пока все идет благополучно.

Прибежали ребятишки и, радостные, возбужденные, сообщили:

— Нашли партизан. У них пулемет!

Мы распрощались с Савченковой и Богдановичем и, сопровождаемые шустрыми пареньками, пошли к своим друзьям. Разведчики уже выставили на окраине деревни охрану и договорились с хозяевами домов о нашей ночевке.

Когда все дела с размещением людей были кончены, я спросил у одного паренька:

— Мне сказали, что в вашей деревне живет учитель Игнат Федорович Гузов. Правда это?

— Да. Пойдемте, покажу.

С Игнатом Гузовым я до войны работал в Ельнинском районном отделе народного образования. Мне очень хотелось встретиться с ним.

Захожу в хату. Темно.

— Здравствуйте! — говорю.

В ответ с печи раздается недовольный, неприветливый голос:

— Здравствуйте.

— Игнат Федорович, слезай. Что ты на печь, как старик, забрался?

Игнат слез с печи, зажег коптилку и лишь тогда узнал меня.

— Андрей Федорович, дорогой, какими судьбами? — заволновался Гузов. — Как хорошо, что ты тут. Выручай, брат: видно, твои ребята меня сейчас расстреливать будут.

— Как расстреливать?! Что ты чепуху мелешь!

Оказывается, к нему заходили два партизана. Гузов встретил их неприветливо, решил, что перед ним полицейские. Партизаны ему говорят:

— Если не возражаете, мы разместим у вас на ночь пятерых человек. Их надо накормить и уложить спать.

— Пошли вы к черту, — буркнул недовольный Игнат. — Чем я их кормить буду, где спать положу? Я учитель, сейчас безработный, сам у невестки живу. В доме нет ничего, кроме болтушки из муки...

Партизаны с удивлением вытаращили на него глаза. Что за тип? Густая борода, длинные волосы. Ни дать ни взять поп, да и только.

Слово за слово — заспорили, поругались. Партизаны, привыкшие к тому, что население всюду приветливо встречает нас, были ошарашены таким приемом. Один из них пообещал, что, как только справится с делами, сейчас же явится сюда и расстреляет проклятую контру.

Относительно расстрела партизан, конечно, преувеличил: такое решение мог принять только совет полка, и в исключительных случаях — командир отряда. Выслушав Гузова, я сказал, что мне надо отлучиться на минутку.

— Только обязательно приходи, — взмолился Игнат Федорович.