За Ореховой горой

Лютаев бросил на нее долгий взгляд:

– Так и хочется поверить в эту искренность.

Через несколько минут, разложив билеты, он пригласил первую пятерку студенток. Юле попалась Йенская школа романтиков.

Немецкий романтизм был любимой темой Лютаева. Он, по слухам, даже несколько раз бывал на научных конференциях за границей, а в России входил в общество германистов.

Юля быстро написала ответ, взяла из читательского дневника, которым разрешалось пользоваться на экзамене, несколько стихов Шлегеля, Тика и Новалиса и приготовилась отвечать.

Перед Лютаевым уже сидела Осипова. Она бойко строчила про паломничество Чайльд-Гарольда. Лютаев расположился боком к столу. Подперев подбородок рукой и закинув ногу на ногу, он задумчиво слушал ее стрёкот. Когда Людка закончила, Владимир Анатольевич спросил ее:

– А вам лично близко мироощущение романтиков?

Осипова немного растерялась. Лучше бы он спросил ее про даты из биографии или про названия сборников, – это она точно вызубрила.

– Ну не так, чтобы очень близко, – замялась Людка и принялась уверенно перечислять основные черты романтизма: – Двоемирие. Разлад с действительностью. Тяготение к фантастике. Исключительные обстоятельства. Стремление к абсолютной свободе. Трагическое одиночество.

– Достаточно, – прервал ее Лютаев и начал оформлять зачётку, – хороший ответ. «Четыре».

Веснушчатое лицо Людки недовольно вытянулось, но спорить она не посмела.

– Следующий!

Юля взошла на Голгофу.

Она рассказала Лютаеву, как Йенские романтики считали центром вселенной личность художника, создающего весь мир силой своего воображения; раскрыла перед ним шлегелевскую теорию романтической иронии; показала, как в стихах Новалиса отражена вечная борьба одинокого певца, не расстающегося с лютней…

Владимир Анатольевич внимательно слушал ее, время от времени одобрительно покачивая головой. Когда Юля закончила, он придвинул к себе ее зачётку и спросил:

– Какое произведение из всего прочитанного вам понравилось больше всего?

Юля, ненадолго задумавшись, ответила:

– «Песнь о Гайавате» Лонгфелло.

– Да? – Лютаев слегка удивился, – Её редко называют. И чем же она вас впечатлила?

– Красивая очень… И, к тому же, ее мой любимый Иван Алексеевич Бунин перевёл.

Лютаев посмотрел на Юлю поверх очков и вполголоса произнес:

– «Что ж! Камин затоплю, буду пить…», – он сделал паузу, предлагая ей продолжить.

– «Хорошо бы собаку купить», – тихо закончила Юля.

Лютаев, не отрываясь, смотрел ей в глаза:

– И какую собаку вы посоветовали бы ему приобрести?

– Большую и лохматую, чтоб согревала длинными одинокими вечерами, – ответила Юля, выдержав его взгляд.

Лютаев написал в зачётке «отлично» и молча отдал студентке.

* * *

Ракитин не появлялся четыре дня. Юля понимала, что он ощущает себя виноватым, но идти к нему первой не собиралась. Тем более, стыдно было встречаться с Кудриным.

Андрей пришел в пятницу. Он снял куртку у входа, перекинулся двумя словами с девчонками, прошел за занавеску и присел на край кровати, где учила билеты Юля.

Она оторвала глаза от конспекта и посмотрела в его виноватое лицо.

Ракитин вручил ей большой букет белых роз и торт «Полёт», который Юля просто обожала за хрустящие орешки, запеченные в безе, и за удивительную смесь вкусов сладкого ванильного крема и кисловатого яблочного джема.

– Юль… Я знаю, нет мне прощенья… Я места себе не нахожу просто, – Андрей осторожно взял ее руку и прижал к своим губам, – Прости меня, а? Я вел себя, как идиот… Не знаю, что на меня нашло…

– Ты бросил универ? – спросила Юля.

Ракитин молча кивнул.

– Жаль…

Андрей выпустил ее руку.

– Ты знаешь. Я понял, что это абсолютно не моё. Я бы мог поднапрячься и сдать эту сессию, но я бы все равно бросил. Рано или поздно. Мне это неинтересно. Тебе вот повезло. Ты занимаешься тем, что любишь.

– Ну так, может, тебе в другое место поступить? – спросила Юля.

Андрей досадливо поморщился:

– Нет. Высшее образование не показатель ума. Чего за ним гоняться. Деньги надо зарабатывать здесь и сейчас! Мне, кстати, премию к Новому году дали, – Андрей встал и вынул из кармана брюк маленький бархатный мешочек, – Это тебе, любовь моя.

Юля удивленно достала из мешочка изящные серебряные сережки-гвоздики.

– Можно, я тебе вдену? Я осторожненько, – Ракитин отвел Юлины волосы назад и вставил сережки. Потом наклонился и поцеловал ее в висок. Она обвила руками его шею.

* * *

Андрей и Юля уже не раз обсуждали вариант жить вместе. Им обоим очень хотелось этого. Но были два больших «но»: во-первых, Юля точно знала, что ее родители будут категорически против ее переезда из общаги, и не только потому, что им не нравился Ракитин, а еще и потому, что у них не было денег оплачивать ей съемную квартиру, а второе логично вытекало из первого: зарплата Андрея почти что равнялась ежемесячной квартплате… Больше бы ни на что не осталось…

Глава 11 1999 год