Читаем За переливы полностью

В Анадырском остроге ждал увидеть Худяка, да законный приказчик, сменивший Атласова ставленника, уведомил, что Петр сын Иванов Худяк с женой Ефросиньей и малолетним сыном год назад отбыли в Якутск, а вот живы ли… Тут приказчик затруднялся сказать. Надо надеяться, что богу душу пока не отдали.

— Эх, Петька, Петька, — вздохнул Атласов. — Каков он теперича? А, Иван? — обратился к Енисейскому.

— Женатый. Ох и баба у него, скажу. Всем на зависть.

— И тебе?

— И мне. Фроська добрая и заботливая. А как порой тепла хочется… В Якуцке пройдусь по главной улице, заверну в кабак, конечно, и пройдусь. И все бабы мои. — Иван мечтательно вздохнул.

— А мужики там посильнее тебя.

— Сладим. В Камчатке не сгинули…

— Некогда будет в Якуцке штанами трясти. Тынешку с индейцем пуще алмаза стеречь будешь.

— Навязались они на мою голову!

— Ванька! Не мели зазря! Дело государево.

— Знамо, — покорно подтвердил Енисейский.

— Так готовь лыжи. Подбей лахтачьей шкурой. Ремни сыромятные запасные сам выбери. Гнилье подсунут, порвутся, зараз околеем. Приказчик дает нарты только для поклажи.

— Гусь он нещипаный. Худяка, сказывали тут, стравил.

— Кто сказывал?

— Да люди… Боятся приказчика, а то б выложили. Пошептывают, тебе напакостить захотел.

— Ишь, как выходит. Силен ты, однако, на язык.

— За что купил, за то и продаю… Столкнулся приказчик с Атласовым на узкой дорожке еще в якуцкой службе, так говорят.

— Злопамятен. И всего суета — женку свою, Степаниду, она тогда еще в девках бегала, у него перехватил.

— Век не утешится, — усмехнулся Енисейский.

— Бобылем ходит… Был конь, да изъездился… И нам того не миновать.

— Прежде смерти не умрешь.

Атласову отвели тесную холодную избу, благо, нар хватило и Тынешке с Денбеем, и Енисейскому, и юкагиру Еремке; пол земляной, рыхлый, медвежий пузырь в оконце драный, печь кладена не руками, а крюками. Атласов вспоминал, кто же тут жил, но имя выветрилось. Избу подправили, пол утрамбовали, травой выстлали, старыми оленьими шкурами закидали, печь переложили, и хотя топили по-черному, но все ж не задыхались до одури.

День — в хлопотах, на языке Якутск да Якутск.

Вечером — длинные неторопкие разговоры. Вспоминали Потапа Серюкова, ворчали на анадырского приказчика, что о Камчатке не радеет (ему б, ироду, просидеть зиму в промозглых норах, небось, рысью погнал бы казаков на смену).

Батеньки, как скучен Анадырь, если ждешь встречи с Якутском.


В сибирский шумный град Якутск Атласов с Тынешкой вошел 2 июня 1700 года.

А уже на следующее утро он сидел в приказной избе перед стольником и воеводою Дорофеем Афанасьевичем Траурнихтом и дьяком Максимом Романовым.

Весь день, без продыху, писец скрипел пером, даже рука устала. Атласов отвечал на вопросы воеводы и дьяка вдумчиво и твердо.

Под конец перешли к перечислению ясачной казны. В сборе у Атласова оказалось 8 сороков 10 соболей, 191 лисица красная, 10 лисиц сиводушек, 10 бобров морских, парка соболья, 7 лоскутов бобровых, 4 выдры. Ясачная казна заперта в анадырских амбарах: везти ее Атласов побоялся. А сборные книги он сдаст вскорости. А пока…

— Прими, Дорофей Афанасьевич, от меня, твоего слуги, подарок камчатский…

Атласов развязал котомку, что лежала у его ног, и вытащил шкурку черного соболя, встряхнул (мех соболиный солнечно заиграл) и с поклоном преподнес Траурнихту.

Воевода и ожидал подношения, но такого… и в руки брать страшно… в пору самому царю… Он вопросительно глянул на дьяка. Романов кивнул, одобряя…

На свет из котомки вынырнула шкурка поменьше — Романову.

А лисица красная — писцу, чтоб помалкивал, ежли что, и дело правил еще ревнивее.

Схитрил Атласов: сначала дело выложил, а затем подарки, чтобы одно с другим прямо не связывали.

— А каково казакам в Верхнекамчатском остроге? Не сдадут? — спросил оживленно Дорофей Афанасьевич, расстегивая кафтан и поглаживая несколько выпирающий живот: жарковато. («Однако же соболь… чудей, — думал он. — В Якуцке второго не сыскать… То-то жена будет довольна… Славный сегодня день».)

— Тут просьбишка такая, — ответил быстрехонько Атласов. — Ежли из Якуцка на Камчатку кто будет отправляться, то с ним надобно две пушечки, небольшие, послать.

Романов кивнул писцу. Тот в мгновение ока слова Атласова на бумагу: уж будьте уверены, теперь пушечки Верхнекамчатский острог получит.

Атласов еще раз подтвердил, что полоненника Денбея он вернул в Анадырский острог, дав ему в провожатые толмача Ивана Енисейского.

— Напомнить анадырскому приказчику, что за полоненника он головой ответит… Пусть лечит его, и быстро — к нам, — Траурнихт резко — писцу. Писец на отдельном листе — чирк. С первой же оказией бумагу отошлют на Чукотский нос.

Воевода наклонился к дьяку:

— Герр Романофф, Москва не скучает без пятидесятника? А?

Романов оценивающе посмотрел на усталого Атласова.

— Пущай залечит раны, отдохнет, а там порешим…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Проза / Историческая проза / Документальное / Биографии и Мемуары