За перевал (СИ)

— Ты из Проснувшихся… или Второго поколения?

— Первое.

— Если ты не лжешь… и вокруг не морготов морок… — Дагмор провел языком по пересохшим губам. Верхняя треснула, он слизнул выступившую кровь.

— Не советую повторять такое обвинение, — голос похолодел. Не привык к противоречию.

— … тогда ты из военачальников или советников Тингола.

— Ум тебе усталость, кажется, не отшибла. В отличие от памяти.

— Вернётся… через время. Воды…

— Не первый раз? — говорящий не смог сдержать удивления.

Движение, шорох одежды. Синда сидит рядом на земле, понял Дагмор, и высокого роста. И что-то протягивает ему.

После третьей попытки взять это трясущаяся рука Дагмора упала. Синда вздохнул и поднес ему флягу к самым губам.

— Пей.

— Ты пришел… не за этим.

— Пей. Здесь морить жаждой не будут и врага.

Дагмор сделал несколько жадных глотков — и дыхание перехватило. Мируворэ… Восхитительное тепло начало разливаться по телу.

— Щедро, — выдохнул. Все, что он может вернуть — ответить на вопрос. — Во второй.

— От чего случилось в первый раз?

— Шкуру спустили, чуть не сдох, — сказал Дагмор рассеянно, ещё наслаждаясь чувством тепла и не задумавшись о своих словах. Рука синда дрогнула.

— Что? — переспросил он озадаченно.

Он не понял даже, дориатский чистюля! И… Приступ злости набежал и ушел. Пусть никогда не узнает на себе, будь он кто угодно из эльдар.

— Пытались забить за участие в бунте. Но я живучий… Меня спрятали и спасли другие пленные. Там никто не выживет в одиночку.

— Ты им очень обязан.

— И они мне. Отпусти моих нолдор, дориатец. На них нет крови тэлери.

— А на тебе есть.

— Да.

Он сел ровнее, мируворэ прибавил немного сил. Глаза привыкали к свету, но был ли причиной тому мируворэ или то, что он успел привыкнуть раньше, Дагмор не знал.

— Их отпустят.

— А меня? — он усмехнулся.

— Я пришел задавать вопросы — тебе.

— Я отвечу, если ответишь на мои.

— Ты даже не стоишь на ногах, а торгуешься как наугрим!

— Уже мечтаю с ними поговорить.

— Тогда ответь, сколько жизней тэлери на твоих руках, — говорит серый.

Вот так, в лоб киркой с разворота.

И Дагмор опускает глаза.

— Не скажу точно, — глаза ещё слезятся, но он видит мельчайшие трещинки в корне дерева, каждую травинку рядом с ним, каждое пятно мха. — Двое умерли на месте… и любой из ещё шестерых, кого я ранил, мог быть мертв.

Тишина.

Память радостно возвращает его к снам — к тропе, что раз за разом приводит то вниз, к гаваням, то вверх — к воротам Ангбанда, и напоминает путь к причалам снова и снова. Факела и отблески в темных пятнах на камнях.

— Значит, восемь, — холодно роняет синда. — Что ж, спрашивай.

Дагмор колеблется, но пятна недавней памяти проявляются на полотне, мелькает бегство через Ард Гален, другой синда и обрывки разговора… И он решается.

— Верно ли, что земли Аглона и восточнее все равно отдают сыновьям Феанора? Несмотря на… — Дагмор хочет спросить другое, но вряд ли синда знает ответ, а вопрос может и выдать его.

— Верно, — нехотя отвечает синда. Просто сидя на земле, он так высок, словно сидит на небольшой скамье. Если встанет, может оказаться выше Турукано… — По уговору, через четыре года Солнца.

Щурясь от света, Дагмор всматривается, наконец, высокому в лицо — и узнает эти черты по сходству с Ольвэ Альквалондским. Верит с трудом, но и живой лес вокруг казался невозможен…

— И ты не изменил решение, Тингол, король Дориата, узнав о Гаванях?

— Ты вспомнил меня, Карантир Морифинвэ? — спрашивает тот, и Дагмор вздрагивает, услышав свое имя.

— Нет, но ты похож на брата, — сказал он с усилием. Казалось, Тингол одним словом содрал с него всю защиту и выставил перед врагами. Когда только он успел сказать свое имя…

Это страх, щедро подаренный Ангбандом.

Впрочем, тут враги тоже есть, и Тингол один из них. Несмотря на мируворэ.

Тяжёлый холодный взгляд это лишь подтверждает. Дагмор садится прямо, насколько может. Ему холодно. Он вдруг вспоминает взгляд Хитуэна и его ночной рассказ.

И думает о том, что мечтал ведь побить Макалаурэ, когда вернётся.

— Если ты думаешь о мести, король Дориата… — говорит он хрипло, — а ты о ней наверняка думаешь, ведь и пленные в Ангбанде уже знают, что воинство Дома Феанора после неудачного сражения стало вполовину меньше…

Теперь вздрагивает Тингол, едва заметно. Значит, попал. Значит, прав. Думай о худшем — и угадаешь?

— Возьми одну эту жизнь как виру за четыре, но оставь моих братьев сражаться с Морготом, не бей им в спину!

Тингол бледнеет.

— Упрямый безумец, — цедит он.

— Уж какой есть!

— Они оставили тебя в Ангбанде!

— Они не знали! Да я бы и сам запретил!..

— Почему же четыре жизни? Пять, — бросает Тингол, и под Дагмором словно колышется земля.

— Что? — шепчет он, хватая Тингола за руку и жадно глядя ему в глаза.

— Пятеро, — повторяет тот отстраненно. — Вместе с внуком Феанора.

— Тьелпе!?… Жив?

Слишком много… всего сразу. Рука дрожит, в груди разливается тепло. Дагмор делает несколько глубоких вдохов и закрывает глаза, но сдержать слезы ему не удается. Просто нет сил. Да и неважно сейчас…

— Да, — голос Тингола словно издалека.

— Благодарю, — выдыхает он, едва владея собой. — Мое предложение… В силе.