За пять минут до января

В гостиной он подошел к роялю и коснулся клавиш. Рояль отозвался… Андрей снова и снова проигрывал финал «Рождественской», пока наконец не почувствовал себя совершенно обессиленным. Нет, никуда не годится… Разве это гимн благодарности, любви, жизни? Разве такой он задумывал симфонию?! А впрочем, чему удивляться? Когда в нем самом нет ни любви, ни жизни… Он настолько опустошен, что последние два месяца вообще не может писать. Он работает с оркестром, дает концерты (и то скорее по инерции, отрабатывая на автомате, без особенного настроения), но чтобы писать, нужно особое вдохновенное состояние, а его фея вдохновения покинула его, а без нее ничего не получается…

Он слишком устал — его продюсер просил писать музыку, которая могла бы вписываться в соответствующий формат (Андрей называл это: «Чтобы и для цирка не было тонко!» — и зачастую ему приходилось идти на компромиссы, подгонять свои сочинения под прокрустово ложе шоу-бизнеса); менеджер настаивал на участии в светских мероприятиях (да еще Лиза требовала посещать с ней светские тусовки), и эти фестивали и фуршеты его совершенно вымотали, а самая главная усталость, наверное, была вызвана чувством обиды, засевшей в нем болезненной занозой, — он до сих пор не понимал, почему у них с Катей все так получилось…

С Катей он прожил семь лет. Как в любой семье, у них были и ссоры, и дни радости, но главное, как казалось Андрею, — у них семья, сын, и это настоящая ценность.

Когда два года назад Катя объявила, что уходит от него к другому мужчине, Андрей растерялся и почувствовал, как земля уходит из-под ног. «А как же Саша?» (их общему сыну было тогда пять лет). «Ты сможешь его видеть, — пообещала Катя. — Не беспокойся, ему будет хорошо! Мой муж сможет его обеспечить, мальчик ни в чем не будет нуждаться». — «Ты все решила и за меня, и за Сашу?» В ответ был лишь виноватый взгляд Кати — ее роман с известным футболистом длился уже год.

Вскоре Катя подала на развод, вышла замуж и уехала в Англию, где в футбольном клубе играл ее новый муж. Футболист усыновил Сашу; самое неприятное для Андрея было то, что, собственно, его согласия никто и не спрашивал. Он обо всем узнавал от каких-то третьих лиц, словно бы он никто — посторонний, чье мнение не принимается в расчет.

Он часто думал о причинах, заставивших Катю так поступить. Винил себя — дескать, он слишком много времени посвящал работе, видимо, жене не хватало внимания, и потом, конечно, сказалось хроническое отсутствие денег (в то время он, будучи никому не известным композитором, зарабатывал совсем мало, жена сетовала на вечное безденежье), а ее новый муж получал миллионы.

Андрей долго переживал из-за отъезда жены и сына, воспринимая случившееся как предательство, трагедию. Он всегда считал, что истинные отношения проверяются тем, как ты переживаешь отсутствие любимого человека, разлуку с ним. Так вот теперь он знал, что действительно любил жену, потому что ее отсутствие было болезненным — каждый предмет в их квартире, любая набережная, улица, по которым он ходил вместе с Катей, кричали о том, что он остался один. А осознание того, что он не может принимать участия в воспитании сына, причиняло невозможную боль.

После развода он долго не мог работать, вообще не подходил к роялю, потом что-то стало меняться, его композиции неожиданно заметили, оценили, стали поступать предложения, о которых раньше он только мечтал, наконец, ему стали очень хорошо платить. Он даже подумал, что есть странная ирония судьбы, некая усмешка в том, что прежде с Катей они представляли, как когда-нибудь он станет известным, у них будут деньги, и вот теперь, когда это действительно случилось, ни успех, ни деньги больше не имели смысла. Он много работал, находя в музыке спасительную отдушину, заглушал работой боль, он почти научился жить с ней, но… Несколько месяцев назад его вновь накрыло девятым валом тоски, лишающей сил и вдохновения, которые были так необходимы ему для сочинения серьезной музыки.

Андрей вздрогнул, увидев на мобильном высветившийся номер Лизы. С минуту он колебался, отвечать или нет, потом, сделав вид, что забыл телефон на столе, ушел курить во двор.

Уже стемнело. Андрей стоял на крыльце и смотрел на огромные, словно бы художественно выписанные мастером, снега, снежинки, кружащиеся в воздухе. Красиво… Он вспомнил строчки из песни «Снежинки», написанной им как-то за несколько часов, на спор, еще в студенчестве. Удивительно, но песню сейчас поет вся страна!

Воздух пахнет Новым годом,
Радостный на вкус,
Он от каждого порога
Прогоняет грусть…

«Вот бы прогнать грусть и от этого порога», — усмехнулся Андрей.

Он стоял так долго-долго, ему не хотелось возвращаться в дом, где на столе лежал телефон с одним пропущенным вызовом, а то и с несколькими (Лиза обычно имела обыкновение звонить настойчиво — до тех пор, пока он не ответит). Он не знал, что ей сказать… Потому что боялся обидеть, ведь любого человека больнее всего можно обидеть нелюбовью.