За пять минут до января

Саня осмотрел содержимое карманов финской куртки. Он радостно присвистнул, увидев пухлый бумажник: похоже, финн — парень зажиточный, шоколад ест плиточный! Но оказалось, что в бумажнике совсем нет наличности, а только бесполезные банковские карты веером. Подкачал и датчанин — в его бумажнике зэки нашли все те же бессмысленные кредитки.

Саня скривился и застонал:

— Идиоты! Кто ж так делает! Чтоб совсем денег с собой не носить! У, чурки чухонские!

— И на что нам рассчитывать, без денег и документов? — уныло промямлил Философ.

— На нашу воровскую удачу! Слышь, Философ, хорош ныть, и без тебя тошниловка. Айда в Мишкино, там сядем в товарняк и к вечеру будем в столице. А в Москве схрон найдем. Только вот видок у нас… — Саня сокрушенно покачал головой.

Иностранная одежда и впрямь была слишком яркой. Красная куртка с финского плеча, с вышивкой в виде огромного орла на спине, и красная шапка с помпоном придавали Сане франтоватый вид, что для беглого было совсем лишним. Особенно Бешеному не нравилась птица: «Ровно бы у меня на спине мишень нарисовали!»

Еще хуже дело обстояло с Философом — от датчанина ему в наследство перепали клетчатые штаны и какой-то невообразимый пуховик. «Во цирк! — недовольно пробурчал Философ. — Ну я это взял у датчанина, а он у кого? С огородного пугала стянул?» Напарникам было ясно, что в Мишкине так не ходят и они в этой одежде будут там как бельмо в глазу.

Тем не менее, делать было нечего. Приятели оставили машину и потопали в Мишкино.

Саня пытливо осматривал товарняк, прикидывая, как бы им забраться в этот вожделенный поезд. «В Москву, в Москву!» — стучало Санино сердце, словно бы у какой-нибудь чеховской героини. Но, как известно, судьба играет человеком, а человек играет на трубе! И Санины планы добраться до Москвы оказались беспощадно сломаны жестокой реальностью.

— Глянь! — охнул Философ, указывая Бешеному на подъехавшую к вокзалу полицейскую машину.

— Похоже, прочухали! — процедил Саня. — Ориентировки получили. Первым делом по всем вокзалам разошлют, гаишным постам.

Из машины вышли трое полицейских. Один направился в здание вокзала, двое прогуливались по перрону, откуда прекрасно просматривался облюбованный Саней товарняк. Пути к поезду были перекрыты.

— Дело ясное — операция «перехват», и финита, мля, комедия! — угрюмо резюмировал Саня.

— А че делать, Саня? — заволновался Философ.

— Схрон искать!

— Где?

— А я знаю? — рявкнул Саня.

— Денег нет, схрона нет, — закручинился Философ. — Гиблое дело!

— В леса надо идти, — выдохнул Саня. — Деревню какую-нибудь тихую найти! Дом глухой — схорониться пока.

— Ну, пошли в народ, как почвенники, — понурил голову Философ. — Правда, эти хождения в народ никогда ничем хорошим не заканчивались…

— У нас, один хрен, выбора нет. Выберем дом, хозяев вырежем, и можно жить!

— Ты что? — испугался Философ.

— Шутка! — сказал Саня. — Чо тут вообще в округе имеется? Ты карту смотрел?

— Какое-то Марьино, — прошептал Философ.

Когда они только подошли к вокзалу, Аркадий, заприметив в здании большую карту района, на всякий случай изучил ее.

— Далеко?

— Километров пятнадцать отсюда!

— Марьино, говоришь? Потянет! Айда в Марьино!

Снег скрипел под ногами и искрился, деревья приоделись в иней, будто их расписали узорами.

— Вот ради этого я и затеял весь сыр-бор с побегом! — расплылся в улыбке Саня.

— Ради чего? — не понял Философ.

Бешеный развел руками:

— Чтобы вдохнуть вольный морозный воздух!

— Ага! Вдохнуть и не выдохнуть! — хмыкнул Философ. — Мы на этом морозном вольном воздухе скоро совсем задубеем!

Они уже два часа брели по лесу, а никакого намека на Марьино не было. Обоим хотелось есть.

— А в колонии небось на завтрак мандарины давали! — мечтательно вздохнул Философ.

— Все одно — клетка! — сказал Бешеный. — А мы на воле! Тут и голодуха не страшна!

— Ну как сказать… — протянул Философ. — Голод, знамо, не тетка. Голод, он и на воле — голод.

Они шли и шли, проваливаясь в снег, но Марьина не было. Вместо него был нескончаемый лес, и все только лес… и снега…

— Ойе! — взвыл Саня, когда после четырех часов бесцельных блужданий по лесу и его неукротимый оптимизм стал иссякать.

— Сама природа против нас! — тоскливо сказал Философ. — Метель начинается. Засыплет нас, Саня, такие дела…

— Не дрейфь! Прорвемся! — не очень уверенно сказал Бешеный.

Но «прорваться» никак не получалось. Дремучий лес стоял стеной, да метель завывала диким зверем. Начинало темнеть.

Теперь обоим беглецам было ясно, что они заплутали, и в какую сторону идти — непонятно.

Философ устало присел в сугроб.

— Ты че? — крякнул Саня. — Вставай! Надо идти! Замерзнем!

— Отдохну маленько! Устал! — взмолился Философ.

— Ну, давай, двадцать минут отдохнем, как Штирлиц учил, и снова в путь?! — предложил Саня, присаживаясь в сугроб рядом с напарником. — Слышь, Аркаша, сказани что-нибудь умное и в тему.

Философ поежился и выдал:

— Если долго смотреть в бездну, бездна начинает смотреть на тебя!

Саня вздрогнул — бездна подступала со всех сторон и готова была поглотить несчастных беглецов.

— Давай что-нибудь повеселее! — попросил он.