За пять минут до января

Олеся подошла к зеркалу в прихожей, придирчиво оглядела себя и всхлипнула, позабыв, что не хотела огорчать деда. Выглядела она, конечно, не лучшим образом: лицо от болезни бледное, под глазами круги, на голове мамин пуховый платок, который та носит в деревне, дедовский пуховик полностью скрывает фигуру и махом добавляет ей килограммов двадцать весу. А на ногах… ах ты, господи, валенки! Неподшиты, стареньки… Хоть сейчас на огород выставляй — ворон пугать! И чего это она, в самом деле, так махнула рукой на свой внешний вид?! Она ведь думала, что, кроме деда и Пирата с Полковником, ее никто сегодня не увидит, поэтому и не стала утруждать себя насчет нарядов и причесок. А тут вот как вышло…

Олеся потерла место ниже спины (копчик болел, потому что шлепнулась она на соседском крыльце душевно) и вошла в гостиную.

Геологи и дед сидели за столом и разговаривали.

— О! Не зря бегала! — подмигнул ей Сан Саныч. — Свет включили!

Дед Василий пригласил Олесю посидеть с ними, но она отказалась — сказала, что пойдет переоденется во что-нибудь праздничное. Оставаться в таком виде ей теперь было неудобно даже перед геологами.

Она поднялась на второй этаж и пересмотрела одежду, которую привезла из Москвы. Ей хотелось взять реванш за свой бабушкин образ в дедовском пуховике, валенках, потертых джинсах перед геологами и перед… «Да мне, в сущности, наплевать на этого соседа! И совершенно безразлично, что он обо мне думает, но все-таки хорошо бы ему доказать…» Тут Олеся запнулась, поскольку сама не знала, что ей хотелось ему доказать. Но определенно хотелось, потому что она стала перебирать в уме варианты изящной сатисфакции — то бишь в каком виде ей бы следовало предстать перед ним, чтобы он понял, что она, между прочим, не бабушка! И не надо гнусных намеков!

Эх, жаль, из Москвы она захватила только будничную одежду — джинсы да свитера. Вот если бы красивое платье! И тут Олесю озарило — в доме ведь есть платья бабушки Гали, которая, между прочим, была популярной артисткой оперетты и известной модницей. К счастью, у Олеси бабушкина фигура — такая же миниатюрная, хрупкая.

Олеся поспешила в бабушкину комнату.

Удивительно, но здесь все осталось, как было при жизни бабушки — дед Василий ревностно сохранял комнату в неизменном виде, словно всегда ждал, что в любую минуту сюда может войти хозяйка.

Олеся открыла просторный шкаф, откуда засияла разноцветная радуга. Бабушка Галина, обладая безупречным вкусом, шила наряды у известных портних. Здесь были платья из фактурного бархата, благородного шелка, изысканной тафты, воздушного шифона.

Сначала Олеся выбрала изумрудное вечернее платье — тяжелый королевский бархат в пол, декольте, открытые плечи, но потом, разглядывая себя в зеркало, передумала — слишком вычурно, а пожалуй, и нелепо. Наконец, она выбрала легкое белое платье из крепдешина в черный горошек. В нем было очарование шестидесятых — рукава «фонарики», юбка колоколом, кружевная нижняя юбка. Если в бархатном платье Олеся была похожа на ослепительную женщину (так, что сама застыла: полноте, да я ли это?!), то в платье в горошек она была похожа на саму себя, правда улучшенную. К платью она подобрала лаковые туфли на каблучках.

Олеся распустила волосы и с помощью косметики сделала чуть поярче лицо. Немного пудры, румян — и вот уже исчезла болезненная бледность, тушь помогла подчеркнуть глаза, а помада завершила шаманский обряд преображения.

Увидев в зеркале цветущую девушку, Олеся торжествующе хихикнула:

— Так-то лучше! Уж на бабулю теперь не похожа!

— Как ты похожа на бабушку! — ахнул Василий Петрович, увидев внучку.

— В каком смысле? — испугалась Олеся. — Я что, действительно выгляжу старой?

— Я говорю о том, что ты похожа на бабушку Галю! — улыбнулся Василий Петрович. — Это платье тебе очень идет!

Саня Бешеный, глядя на прекрасно преображенную Олесю, выдохнул:

— Красота неземная! Это же надо — совсем другой человек!

— Так лучше, да, Сан Саныч? — застенчиво спросила Олеся.

— Не то слово! — заверил ее Саня. — Я сначала, когда ты была в платке и валенках, подумал, что ты в возрасте…

Лицо Олеси омрачилось.

— А потом вижу — девушка! — добавил Саня. — А теперь смотрю — красавица! Олеся задумалась: желание предстать перед заносчивым соседом в «припудренном» виде, а главное, разузнать, где она прежде могла его видеть, в ней все более укреплялось. Но надо же, однако, найти какой-то повод!

— Ты похожа… Понял! — обрадовался Философ. — На Люсю Гурченко! В «Карнавальной ночи»! Такая же красивая!

— Она еще и поет хорошо! — подмигнул Василий Петрович.

— А спой нам! — попросил Философ.

Олеся печально вздохнула:

— Это я когда-то пела хорошо, в другой жизни. А теперь не в голосе. Петь не могу — точно ворона каркаю.

— Не расстраивайся, выздоровеешь — голос восстановится! — утешил внучку Василий Петрович.

Олеся пожала плечами: дескать, голос, может, и восстановится, а жизнь?! Она уселась за стол и с грустью подцепила на вилку какого-то салата — есть совсем не хотелось.