За пять веков до Соломона (СИ)

Навин зачем-то нервно тер шрам, что пересекал всю левую кисть от локтя до основания среднего пальца. Старый рубец, обычно совсем незаметный, теперь явственно белел на фоне загорелой руки. Казалось, Осия хочет избавиться от ненавистной отметины. Моисей молча ждал, пока Навин не начнет, как обычно, вопросы задавать, но ученик упорно глядел в землю. И только когда старый вождь, потеряв терпение, окликнул Осию, тот очнулся из забытья и поднял голову.

Моисей вздрогнул: на него смотрели полные слез глаза Навина.

— Скажите, учитель, неужели не нашлось другого выхода, кроме как убить Шаллума?

Моисей нахмурился, хорошее настроение тотчас исчезло, будто и не было вовсе. Что с Осией происходит? Не случалось ранее, чтобы какая-то история так его расстраивала. Чем же эта примечательна? Тем, что пришлось человеком пожертвовать? Так Осия вроде и не знал Шаллума. Но в словах ученика звучала такая горечь, что Моисей осторожно поинтересовался:

— А тебе приходилось встречаться с Шаллумом?

— Нет, но я хорошо помню, как отец взял меня, пятилетнего, на место Истины в тот день. А на следующее утро мать долго выговаривала ему, что не стоило ребенка на казнь тащить. Отец оправдывался, мол, кто же знал, что Моисеев суд кровью окончится. Видать, я тогда всю ночь не спал — вот мать и сердилась.

При воспоминании о родителях морщины на лбу Осии разгладились, глаза подернулись грустной дымкой, а слезы совершенно исчезли.

— Что потом с твоими родителями случилось, Осия?

Во второй раз внутри у Моисея похолодело. На невинный вопрос Осия ответил таким взглядом, что старый вождь поневоле отдернулся. Лютая ненависть вперемешку с решимостью промелькнули лишь на миг, чтобы тотчас смениться почтительным уважением, к которому Моисей привык за пять дней на горе.

— Не знаю, учитель. Отец погиб, когда мне было всего шесть, а мать зачахла с горя и через полгода слегла вслед за ним.

Что это было? Откуда такая злоба? Неужто Осия держит что против него?

Внезапная догадка пронзила молнией. Может, казненный Шаллум родственником близким Осии приходился или даже отцом? Моисей тотчас себя одернул: Навин — вот имя отца. К тому же Осия из колена Ефремова был, в то время как Шаллум, Моисей точно помнил, из Симеонов.

Моисей очень серьезно посмотрел на ученика.

— Учитель, — голос Осии звучал опять уважительно, но у Моисея все не шел из головы тот взгляд.

Придется, ученику отвечая, глаз с него не сводить. Может и удастся понять, что тысяченачальника молодого так взволновало.

— Слушаю тебя, Осия.