За покойником

Шутки его, однако, никто из беседовавших не поддержал.

— Как же это так вышло-то? — любопытствовал швейцар.

— Что?

— Да что он раньше-то так жил, а теперь у Надежды Ивановны… Портниха она.

И швейцар рассказал слушателям, что Истомин жил у портнихи Надежды Ивановны, намекая на интимные отношения жильца и квартирной хозяйки. Говорил он также и о том, что Сергей Николаевич эксплуатировал бедную труженицу, когда запивал, а последний год, лишившись места, окончательно уже жил на её счёт.

— Уж и не знаю, как! Лет десять или больше ничего не слыхал я о барине Сергее Николаиче. Как только тогда меня рассчитали, так и уехали в провинцию… Когда богат-то был, так у всех на виду, а вот обеднел, отощал — и с глаз долой…

К дому подъехал рысак. Рыжебородый кучер осадил лошадь, и когда она разом остановилась как вкопанная, с пролётки соскочил седой господин, с приподнятым воротником пальто и в цилиндре с трауром. Сидевшая с ним рядом дама ниже опустила над собою зонтик и что-то проговорила, обращаясь к спутнику, который в это время расспрашивал подскочившего швейцара о квартире Истомина. Швейцар предупредительно провёл вновь прибывших во двор.

— А это, верно, всё к покойнику? — спросил кто-то из факельщиков.

— К нему.

— Вот ты и смотри — на каких рысаках, а он на четвёртом этаже! — слышалось замечание.

— Пойти посмотреть, — вставил коротко и рыжебородый факельщик, направляясь вслед за швейцаром и прибывшей парочкой.

Когда потом факельщики, швейцар и Капустин сгруппировались под навесом подъезда, между ними завязалась довольно оживлённая беседа. Больше других любопытствовал швейцар, который до сего дня не предполагал, что в N 37 по задней лестнице жил такой важный прежде барин. Он знал этого жильца, высокого, стройного господина, всегда прилично одетого, но не особенно заметного среди других жильцов дома. Помнил он и его длинные седоватые усы, тёмные глаза, густые брови и большой нос, помнил и постоянную привычку его держать во рту длинный янтарный мундштук со вставленной в него толстой папиросой. Знал он также, что жилец этот живёт со своей квартирной хозяйкой, портнихой Надеждой Ивановной Суховой как муж с женою. Факт этот, впрочем, не был тайной почти ни от кого из жильцов большого дома.

— Так вот оно что! — прервал молчание швейцар. — У господина-то этого ты раньше в лакеях был? Холост он был тогда, или как?

— Жена-то у него умерла… давно, от чахотки скончалась.

— У Надежды Ивановны он лет пять живёт. Служил он где-то. Ну, да только и выпить не дурак был. Бывало, получит жалованье, и Надежде Ивановне за комнату заплатит, а дальше-то… так… она и кормила… В трезвом-то виде хороший был барин, а вот как загуляет — то и беда: ту же Надежду Ивановну тиранит. Она всячески за ним ухаживает, а он её же терзает. Полюбился, верно, ей очень!

Швейцар с сарказмом закончил свой обличительный монолог и закурил потухший окурок папиросы.

Из этого рассказа швейцара Капустин узнал, какова была жизнь его бывшего барина незадолго до смерти. Жил он с портнихой Надеждой Ивановной, иногда помогал ей деньгами, чаще же жил на её счёт и её же тиранил. Но за всё это старик не осуждал покойника.

Полчаса спустя на погребальных дрогах стоял глазетовый гроб с останками покойного Истомина. Факельщики засветили свои фонари и приготовились к процессии. Из двора за гробом вышли полковник, кавалер в цилиндре и с приподнятым воротником пальто и дама под траурной вуалью. Впереди всех, у самого гроба, шла низенькая, полная женщина, вся в чёрном. Капустин посмотрел на неё и подумал, что, верно, это и есть та самая портниха, о которой рассказывал швейцар.

Процессия двинулась медленно и торжественно, ничем, впрочем, не нарушая обычного уличного движения и не особенно останавливая внимание прохожих. По улицам сновали экипажи, громыхали и звонили конки, шли пешеходы, прибавляя шагу. Холодный, пронизывающий осенний дождь словно застыл в воздухе и падал теперь с тёмного неба белыми мокрыми снежинками. Когда Капустин вновь оглянулся, за гробом тащилась только одна извозчичья пролётка с приподнятым верхом; из-за спины извозчика виднелась тёмная, одинокая фигура Надежды Ивановны. Карета полковника и коляска с дамой и кавалером в цилиндре перегнали процессию и затерялись среди экипажей, сновавших по улице…

Медленно шагая за гробом, Капустин думал о покойнике. Лет двадцать назад впервые узнал он Сергея Николаевича Истомина. Служил Капустин тогда в ресторане Палкина официантом. Как-то раз, вечером, пришли в общий зал два офицера: один низенький и толстенький, с хорошо выбритым подбородком, выхоленными усиками и в пенсне на носу, другой — высокий и стройный брюнет, с большим лбом, курчавыми волосами и красиво завитыми тоненькими усиками.