За покойником

За ужином господа пили хорошие вина и всё время о чём-то разговаривали. Высокий брюнет говорил горячо и жестикулировал, глаза его горели, лицо то бледнело, то краснело; товарищ его был покоен, сдержан и, отвечая тихим голосом, как будто не старался скрыть на лице своём какой-то особенной, неприятной усмешки. При расчёте высокий офицер дал Капустину рублёвую бумажку на чай и, заглянув в его лицо, заметил:

— Вот это тебе, старина!.. Что-то, брат, у тебя печально в глазах? — неожиданно спросил офицер, щёлкнул шпорами и пошёл вслед за товарищем.

С этих пор Капустин стал замечать высокого офицера в разнохарактерной толпе посетителей ресторана и нередко услуживал ему, и скоро узнал имя, отчество и фамилию «хорошего барина».

Истомин нередко заходил в компании статских и военных или сопровождал расфранчённых дам, — и редко бывал один. Когда же заходил он одиноко, на лице барина слуга читал какое-то грустное выражение. Садился он, обыкновенно, за столом в углу, у колонны, заказывал себе ужин или завтрак, просил подать вина и газету. Газеты он, впрочем, часто не читал и, приняв наблюдательную позу, курил дорогую сигару и вдумчивыми глазами рассматривал происходившее вокруг. Движением тонкой выхоленной руки подзовёт он, бывало, Капустина, прикажет подать что-нибудь, а когда старик исполнит приказание — вежливо поблагодарит его; при расчёте Истомин никогда не проверит поданного счёта и всегда щедро даст на чай. Всё это нравилось Капустину, и Истомин был для него любимым посетителем ресторана.

Как-то раз, поздно ночью, за час до закрытия ресторана, Истомин, расплатившись по счёту, поданному Капустиным, и вынув трёхрублёвую бумажку, обратился к старику со следующими словами:

— Вот что, Капустин, как только завтра утром встанешь, — возьми это письмо и снеси по адресу… на Сергиевскую.

Офицер передал Капустину небольшой конверт с надписанным адресом и добавил:

— С посыльным не посылаю… Надеюсь, Капустин, ты доставишь вовремя?

— Слушаю-с! — отвечал слуга.

На другой день, часов в десять утра, Капустин пошёл на Сергиевскую. Здесь, на парадной лестнице красивого дома, отыскал он квартиру, которая значилась на конверте, и вручил письмо седому лакею, отворившему перед ним дверь. Через несколько дней Капустин услышал, что офицер Истомин стрелялся, тяжело ранил себя в грудь, и только через месяц после этого выздоровел, уехал в Крым и скоро вышел в отставку.

Прошло года два. Как-то раз Капустин узнал в одном из посетителей ресторана Истомина. Бывший гвардеец был теперь в штатском; на нём был длинный, красиво сшитый сюртук, белоснежные воротнички, и большая булавка переливалась разноцветными огнями на тёмном галстуке. Лицо Истомина также изменилось, чему способствовали длинные волосы с косым пробором и курчавая бородка. Штатский барин скоро узнал своего прежнего любимца-официанта, а Капустин рад был и тому, что снова служит «хорошему барину», радовался и тому, что шальная пуля не погубила его. Как-то раз Истомин даже разговорился с Капустиным.

— Постарел ты, Капустин, за эти годы. Да вот и я тоже — в отставке, бороду отпустил… Ну, и прочее…

Старик слушал барина и вспоминал случай, когда носил на Сергиевскую письмо, содержание которого оказалось таким роковым…

Лошади дотащили гроб с прахом Истомина до Невского. Капустин поднял голову, посмотрел на подъезд знакомого ресторана и подумал:

«Да, вот оно что! Когда-то мы тут с Сергеем Николаичем были, служил я ему, а теперь… вон, как приходится служить: провожаю его, батюшку моего, до последнего пристанища».

Капустин немного замедлил шаг и, поравнявшись с изголовьем гроба, посмотрел на светлую, помятую и полинялую, прикрывавшую гроб парчу, пропитанную дождевой водой, — и ещё тяжелее стало у него на душе. От этого дешёвого гроба, прикрытого ветхой парчой, от недорогого венка, прилепившегося на крышке, от этих мрачных дрог, усталых лошадей и недовольных погодою факельщиков, провожавших покойника — веяло чем-то томительным и скучным. В продолжение нескольких лет немало покойников проводил Капустин, но такого, кажется, дешёвого и скромного ещё никогда не провожал. За траурными дрогами тащилась только одна извозчичья клячонка, покойника провожала только одна Надежда Ивановна. Но разве Капустин не помнит, какое большое общество собиралось когда-то в доме Истомина? Седовласый старик лакей, которому Капустин передал письмо, потом не раз рассказывал о жизни Сергея Николаевича.

После неудавшегося покушения на собственную жизнь, Сергей Николаевич вышел в отставку и уехал в провинцию. Жена его открыто жила в это время с тем самым франтоватым низеньким графом, с которым не раз бывал в ресторане Палкина и сам Истомин. В провинции Сергей Николаевич окончательно оправился и отдохнул от всех треволнений и потом снова появился в Петербурге. Через год после этого Капустин перешёл к нему на службу в качестве лакея. Как-то само собою это вышло. Пришёл однажды Истомин в ресторан, а старик Капустин подавал ему обед.