За полвека

Вот расплясалась обезьяна

На трупах мраморных врагов —

Волна холодного тумана.

Остатки плоского фонтана —

Подобие сковороды.

Тысячелетья нет воды

На бронзе чёрного чекана.

В сухом свечении Урана

Не ждут ни счастья, ни беды

Остатки плоского фонтана.

Хранят извилистые львы

Тугие афоризмы Рима:

Что всё на свете повторимо

И то, что рыба — с головы,

И то, что истина незрима…

Но мусор высохшей листвы

Хранят извилистые львы.

В глуши некошеной травы

Лежат латинских слов обломки,

И спотыкаются потомки,

Но не теряют головы.

У них мозги не слишком ёмки,

Они с античностью — "на вы"

В глуши некошеной травы.

В руинах виллы Адриана

Сползает с тихих крыл совы

Волна холодного тумана.

Остатки плоского фонтана

Хранят извилистые львы

В глуши некошеной травы

В руинах виллы Адриана.

202.

ТЕРМЫ КАРАКАЛЛЫ

На белые с чёрным мозаики белые с чёрным чайки

Усаживаются важно, и на мгновенье влажно

Становится на полу…

Чайки не улетают — чайки на месте тают:

На чёрном мраморе белые контуры

На века остаются в углу…

А слуги пучками кидают в тяжёлые ванны лаванду,

Спорит голый философ с полуголым другим, -

А потом

Оба идут в таверну надраться, никак не подозревая,

Что элегический дистих Горация, рифму приобретая,

Станет русским стихом…

Вот и ушли они, важные!… Им завесы подняв, мальчишки

Получили монетки влажные, и — прямиком на базар,

А я сюда эту рифму принесу в записной книжке

И прилажу, как только все они

Прекратят мне мозолить глаза,

И укреплю, -

Тут, где на белые с чёрным мозаики

белые с чёрным чайки,

Как обычно, садятся важно, и на мгновенье — влажно

Становится на полу.

203.

ИЮНЬ

…Ну чем излечиться,

Если на асфальте у соборов старых

Извели тебя, утопили

В солнечных многоцветных пожарах?

Сильвия Плат

В белом фонтане вода стеной.

Длинная пьяцца Навона.

Жарко? Так прислонись спиной,

Охладит любая колонна,

Даже если ей

только триста лет,

Опыт с жарой бороться

У неё есть, а у тебя — нет,

И ещё — как вода из колодца —

Воздух из тяжких церковных дверей

Прохладою по ногам…

Не знаю, спускался ли Пётр

с этих вытертых ступеней,

Но Микель-Анджело — там!

Поставь, если хочешь, свечку. Возьми.

А лучше —

стань частью от

Улиц, где смешаны боги с людьми,

И с этим светом — тот.

Ищешь ты Бога, или богов —

Этот слоёный пирог

Из семи холмов с начинкой веков

И тебе кусок приберёг:

Вдоль парапета платаны толпятся

Над жёлтой водой реки.

Мимо таверн, церквей, палаццо —

Весёлые каблучки.

Женский смех на руинах миров

Воистину неистребим,

Вечен Amor — А наоборот

Читается Roma — Рим.

Но это известно, само собой,

Зачитано аж до дыр —

По-русски есть перевёртыш другой:

Рим — Мир.

И вот — со всех семи холмов

Катится ночь. И вот —

Неизвестно кто, зачем, у кого

Подсохшие лавры крадёт —

И смешиваются

Стен квадраты

С колоннами,

И спешиваются

Императоры,

А пешие статуи

Становятся конными.

Над ними фонарный белый шар,

И если взглянуть построже —

Неважно, форум или базар —

Почти что одно и то же!

—-

Во все глазницы глядит на Рим,

Вокруг себя Колизей:

Вдруг снова сведут с Палатина над ним

Больших полосатых зверей?

И цезарь в ложу изволит войти

В лавровом венке?

Да нет —

Тут полосаты только коты

А лавром пахнет обед…

204.

Ostia Lidо

Под пальмами не было ни души.

Уткнувшись в набережную косо,

Заснули стада понурых машин,

Весь мир заполнили дрёмой колеса.

Дома притворялись, будто спят:

На окнах белые шторы смыкались,

Пытался не утонуть закат,

А в его душе волноломы копались.

Пенный ветер шуршал

Неизвестно о чём,

И по скалам бренчал

Звонкий луч за лучом…

Ловить эти звуки,

Терять их опять,

В судьбе копаться и не раскопать.

И долго потом перебирать в темноте

Бренчащие слова —

те или не те?

Но не подберёшь,

Как ни шарь по земле,

Луч, звеневший, как грош

На гранитной скале…

205.

Помпея

Шуршанье ящерок по солнечным камням,

И плющ, как плащ,

под сонным ветром чуть упрям.

В осколках солнца мозаичные полы,

В пилястрах розовых зеленовата тень,

И через трещины классических затей

Шалфей пробился и лаванда, и полынь.

Сметает ветер листья с мраморных собак,

Раздует каменные складки белых тог,

Какой-то надцатый, а всё же римский бог

Вдруг подойдёт и спросит,

что мне здесь не так.

На фресках люди все чужие… Только тут

И с ними можно пообщаться тишиной,

Хотя они, всего вернее, не поймут,

Что не Империя за белою стеной —

Живые травы между мраморных лачуг,

Полусухой чертополох у входа в храм…

И только море не меняется ничуть,

И виноградники лопочут по утрам

Как при Антонии…

206.

ЭХО РИМА.

Ритм Рима — медлительное уподобление ритму

Наших шагов, поднимающихся на Авентино,

Но видна оттуда — только рельефная карта Рима.

Лохматые пальмы как меридианы вертикальны.

Рыжее — грозит с перегруженных ветвей апельсина.

А на чёрную широкополую шляпу старого падре

Падают лепестки, лепестки улыбнувшегося олеандра.

Ветер приносит, как запахи, ощущение ренессанса.