За полвека

Подсказал, не иначе, призрак,

Чтобы всех актёров зарезать

И прикончить датского принца.

Королевские пьянки жутки,

В чёрных скалах пенится море…

Вот опять балаганные шутки:

Не бывал он и в Эльсиноре!

И на Кипре он не был тоже.

Кто же, спутав орла и решку,

О придушенной дочке дожа

Напридумал ему в насмешку;

Всё наврав от слова до слова,

Не в угоду ль его лицедеям,

Взял — и Ричарда Никакого

Описал отменным злодеем?

Кто ж виной тут? Кто знает! То ли

Сэр Фальстаф, лишённый обеда,

То ли две-три роли без соли,

То ли хроники Холлиншеда?

Но ведь есть же терпенью мера!

И не хочет он быть в ответе

За тупой полуслух-полуверу,

Что и вовсе не жил на свете…

Нет, уж тут хватили мы лишку:

Эту Смуглую Леди Сонетов

Не сыграть актёру-мальчишке,

Не придумать её поэту!

Лондон всё выводит на площадь,

Но его трагедию спрятал

За коптящие пляски плошек

В размалёванный тёмный театр…

Что ж, — опять балаганная глупость?

Тут не сцена вам на балконе!

Ведь недаром у входа в "Глобус"

Ждут толпой кареты и кони!

Этот "Глобус" — как глобус…

То есть — весь мир:

За кулисами вечные споры

О ролях,

Задник с небом протёрт до дыр,

А статисты

Лезут в актёры…

И среди калибанов

Себя чувствуя лишним,

(Иссякает терпенью мера!)

На чужом островке, никогда не бывшем,

Переломит свой жезл Просперо…

"КАЛЕЙДОСКОП", Тринадцатая книга стихов

Все религии пройдут, а это останется: просто — сидеть на стуле и смотреть вдаль.

В.В.РОЗАНОВ

257.

КАЛЕЙДОСКОП

Трубка. Горстка мелких стёкол. Зеркала.

А увидеть все узоры — жизнь мала.

Поверти — разбудишь пёструю метель…

Осыпается рождественская ель,

Но, как свежая, игрушками полна

Древа Мира примитивная модель.

Мне сквозь ёлку вдруг привидится весна,

Мне аукнется в лесу собачий лай,

А кому-то не игрушки — ордена…

Что ж, играй, трубач предвечный, ты играй,

Дуй, архангел, в ту дурацкую трубу,

Нагуди-ка разным — разную судьбу!

Сам не зная, как звучать какой судьбе,

Предназначит ли он Штрауса тебе,

Или Верди вдруг завертит пёстрый сон,

Или Вагнеру ты тяжко обречён?

………………………………………………

Но юргой — из азиатской пестроты —

Чьи-то судьбы, да спалённые мосты,

Но случайность на случайность, — лоб об лоб —

И встряхнёт, и повернёт калейдоскоп,

И со звоном полетят стекляшки дней,

Как шестёрка перепуганных коней…

Что ж, крути, но гнать карету не спеши:

Ну а вдруг мелькнёт портрет моей души?

И хоть век ищи, стекляшками звеня,

Не вернуть тебе вчерашнего меня…

258.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ОСЕНИ.

Никуда не хочу. Взять собаку — и в лес.

Все столицы не стоят парадов и месс.

Не пойду, даже если там кто-то воскрес,

Да к тому же до пасхи,

Столько долгих недель, столько дней и часов!

Лето, запертое на длинный засов,

Не подаст ни один из своих голосов!

И не сменятся краски:

Чёрно-белое фото январского дня

Этой скудостью цвета доводит меня!

И закат этот жёлчный, без искры огня —

Ни причин нет, ни следствий…

От кружения улиц — глупей и балдей! -

Хаос окон, прохожих, витрин и блядей…

Разве в Лувр заглянуть? Но от очередей

Я отвык ещё в детстве…

Никуда не ходить, ни на ком не скакать,

Лучше пусть по странице проскачет строка,

И уздечку под лавкой не надо искать —

Тоже связано с риском

Потерять ни за что ариаднину нить —

Лучше Дилана Томаса переводить

И болтать о Багрицком…

Вместо этой, к нам не добежавшей зимы, -

От Урала или из Бретани? — Из тьмы

Осень вновь возвратилась, увидев, что мы

Без неё в этот вечер,

Пригрозивший нам стать ожиданьем Годо,

Пропадём в гаммах ветра до верхнего "до":

Ни к чему ни снежок, ни бутылка бордо…

Нет, от зимности лечит

Если уж не весеннее уханье сов —

Только арлекинада осенних лесов,

Только тень растворённых в листве голосов,

Только поздний кузнечик.

11 января 2006.

259.

ОДА СРЕДИЗЕМНОМУ МОРЮ

Под ногой ветки потрескивают, как в костре, в эту погоду:

Роща кажется жутко сухой! Будто отдали морю всю воду

Эти вечнозелёные дубы, которые приютят хоть белку, хоть сойку,

И узловатые эти сосны. Помнишь, в "Острове сокровищ" — те, синие

На прибрежном песке, под которыми кокнул кого-то Сильвер?

Не от их ли колючего нрава хоть какую-то взял я малость?

Плюхает тихий прилив. У песчаной кромки волна сломалась:

Песочный дворец, построенный малышом, терпит головомойки…

А при отливе песок опять серебрист, да и волны притихли.

Только скалы — как скалы… Упорство моё — не от них ли?

А некая дикость? От дикого камня какой-нибудь здешней постройки?

Видишь, куски синевы у неба крадут вороватые сойки?

Кузины сорок-воровок (и не менее склонны к сварам).

Даже ангелы привыкли к их кражам: что взять, мол, птицы!

Ведь всё подберут: огрызок яблока, осколок неба, или крошки пиццы.

Наша тяга к небесному — не из их ли краденой синевы струится?

Ну а тяга к воде, когда плечи на берегу охватывает жаром?

Ну, конечно: море — прародина (Кровь солона недаром!).

И хоть в незапамятные времена изгнали нас из воды,

как из Флоренции Данта,

Но память рыб, осьминогов, каждой актинии, любой черепашки,

Даже память планктона, и та спрессована у нас в черепушке!

Море! Ведь то, что не терпит наша натура неволи —

Не от него ли?