За полвека

Обломок кости, голый и гладкий,

Ухмыляется, как только схлынет волна,

И хоть разум работает, и всё в порядке —

Нам-то что остаётся? Песчинка одна —

Не жемчужина…

Повседневное, взаправдашнее солнце

Встанет, сядет… Да и вода — как вода.

Человечка на луне больше не найдётся.

Всё — как всегда, как всегда, как всегда…

244.

ВЕТЕР

Если б небу — где хочешь (но не в этой пустыне),

Наземь вздумалось бы соскользнуть, скатиться,

Удержали б его на верхушках лесные

Атланты, колонны, кариатиды.

А на плоском — ветрам не забьёшь кляпа.

И не цапля плачет, не чайка стонет,

И не скалы торчат из воды, — шляпы

Рыбаков, утонувших стоя.

И не камень кипит — сатанинский чайник,

Хочет паром крыло обварить чайке,

Водяные, накрывшись волн плащами,

По сигналу ветра сбиваются в шайки.

Набегают на мыс с быстротой коня,

Огибая скалу и взлетая ввысь,

Стелют белые бороды по камням,

Потому что это — последний мыс.

Сквозь бегущие тучи солнце — блюдце.

Но они и его разобьют наконец,

Оторвётся небо — камни в пену сорвутся,

И с земли сдует белый крахмальный

Бретонский чепец.

2004 г., Бретань.

245.

ОДА-БАЛЛАДА

(о том, "как делать стихи")

Не пишется. Не спится.

Бессонница — как страж…

На чём остановиться?

История? Пейзаж?

И где, какая птица

Рифмуется, кружится,

И стих впадает в раж?

А рифмы — как из крана

(видны, стены, штаны…)

Толпятся, как бараны:

(вруны, годны, полны…),

Ну, выверну карманы —

Слоны, бледны… Блины!!!

У кромки океана —

Бретонские блины!

На вересковой круче,

Над морем, прямо тут,

В толпе ветров колючих

Девчонки их пекут.

А ну-ка, глянь на солнце

И заслонись блином,

Сквозь блин предстанет солнце

Канатным плясуном!

Набег ассоциаций —

Размашистым пучком…

Не дай им разбегаться

И оглядись кругом:

Вон, тучка, что так хмуро,

Так медленно прошла, -

Да, это тень Артура

У Круглого стола!

А стол стоит над сопкой

С прибрежной стороны,

На нём горячей стопкой

Возвысились блины!

Внизу же — ни травинки…

(Ах, в мире всё — песок!)

Глотни-ка, по старинке,

Поджаристый кусок!

Вдали — залива глотка

Скалиста и черна,

Закат — как сковородка

Для нового блина:

Нальют в неё тумана —

И вновь вознесены

Над пеной океана,

Белесой, как сметана,

У края океана —

Бретонские блины!

Июнь 2004 г.

246.

ПАРИЖ В 1973 ГОДУ…

Так от прочего мира мы прочно в России были отрезаны,

Что все, уехавшие хоть до первой войны,

Хоть в семнадцатом, хоть в сороковых,

Существовали для нас где-то в истории,

Персонажами времён совершенно иных…

А когда я встретился с некоторыми из них,

Казалось — не только Одоевцева, Бахрах или Анненков, но

И те, кто исчезли давным-давно,

Ни в каком прошлом вовсе не пребывали,

И вот теперь, на парижском бульваре,

Даже разговаривать с ними дано!

Следы Серебряного века мимо скользили…

В былом растворялись? Пожалуй — нет!

Ведь было не совсем понятно:

это и вправду Париж, или

Притворяющийся Парижем Тот Свет?..

2005 г.

247.

ОБНАЖЁННАЯ В ЗОЛОТИСТЫХ ТОНАХ

(портрет)

И. Ш.

Где в море душу вливая,

Опять дрожит река,

Осоку раздвигая —

Оливковая рука…

Валькирия тяжёлая

Звенит глухою медью,

Отряхивая волосы,

Над виноградом мидий.

Июнь — белее белого,

Он даже ночью белей

Цветков жасмина, сделанных

Из платьиц мелких фей.

На фоне ветра белого

Чуть влажная и медная,

Она идёт так медленно

По краю летних дней…

Звенят по меди искорки

Опавших лепестков —

Фарфоровые осколки

От статуй старых богов.

Давным-давно покинуты

Античные они,

И в воду опрокинуты

Жертвенные огни.

С холмов седого ветра дым

Над яркостью осок,

И сквозь зелёный свет воды —

Коричневый песок.

Валькирия тяжёлая

Звенит глухою медью

И отжимает волосы

Над виноградом мидий,

И волосы — как водоросли,

И тёмен медный цвет…

По камушкам. Над водами.

Вдоль края летних лет…

248.

АНАКРЕОНТИЧЕСКИЙ ДИПТИХ

1.

Как запах ламинарий влажен!

…Атлантика, она — моя

Всей крутизною пенных ляжек,

Всей шириной округлых пляжей,

Всей бабьей сутью бытия.

Хоть молода — не молода,

Опять приманит — не откажет;

Зато и хороша тогда,

Когда волнуясь жадно, ляжет

На жёлтой простыне песка,

Чуть лицемерна, но легка:

Пусть не одна в неё река, -

Она и не подавит даже

Ветров утробных голоса,

Всей шириною мягких пляжей,

Всей крутизною пенных ляжек

Раздвинув скалы и леса!

2.

Жить без "мучительных романов",

И не по нотам соловья,

Свистеть, не слыша барабанов:

"Синица я, синица я!"

Как Эпикур или Лукреций,

И с вольтерьянской прямотой,

Да с перцем вместо тонких специй

Жрать вечной лёгкости настой.

249.

ЙЕР ЛЕ ПАЛМЬЕ

…рассказать

Обо мне, какой я была,

В те года, когда здесь жила…

Ирина Одоевцева.

…А те, кто и не знал её,

Твердят, серьёзны и упрямы,

Что, мол, отменное враньё —

Воспоминанья старой дамы.

Враньё? Узор для красоты?

Но с ней мы не были "на ты",

Так как ручаться — между нами! -

(Кот умывался на окне),

Что только правду и годами,

Она рассказывала мне?…

(Кот умывался на окне…)

Но почему-то стало жаль,

Что скатывался с гор мистраль,

Что вдруг все пальмы смолкли разом, -

(Бурям и сказкам есть предел…)

Сказала… (Но к чему об этом?)

Что первый, кто её раздел,

Да и последний, был поэтом…