Обратно в город кадеты шли молодецким шагом — они чувствовали себя приобщившимися к великому делу «огненного боя». И хотя были они голодны и усталы, но никто из городских обывателей не замечал этого: на Литейный проспект под мерный грохот барабанов входил артиллерийский полк, не то гвардия, не то гренадеры — не меньше.
Потом не раз еще довелось выходить Мише на полигон. Первый опыт стрельбы из осадных орудий был самым простым из всего, что доводилось делать артиллеристам, — орудия стояли недвижно и столь же недвижны были цели.
Гораздо сложнее была стрельба полевая: мишени хотя и стояли ближе, но были намного меньше холма или деревни. По редуту и по деревне стреляли с расстояния в полторы версты, а по мишеням огонь вели с 240 метров из пушек и с 400 — из мортир и гаубиц, и стреляли они по деревянным щитам высотою всего в сажень, чуть больше роста среднего человека, а шириной не более чем в три сажени. При отработке упражнения — отражение кавалерийской атаки противника — батарея перестраивалась в две, три или четыре линии, образуя соответственно два, три или четыре фаса.
Когда орудия нужно было передвигать вперед или назад, на помощь артиллеристам бросались «отвозные» солдаты — фузилеры.
Верхом искусства являлась скорострельная пальба непрерывным гранатным и картечным огнем.
Сначала отрабатывали «наступную» пальбу, затем — «отступную».
Из всех этих стрельб более прочих запомнились Мише две; первая — когда увидели они на полигоне орудие с надетым на ствол брезентовым чехлом, и вторая — когда показали им еще одно не виданное ими дотоле орудие: на высоких колесах, совсем новенькое, только с литейного двора, тоже зачехленное.
Первое из орудий, когда сняли с его ствола чехол, оказалось гаубицей с совершенно необычной формой дульного канала: он был не круглым, а эллиптическим.
Вася Бибиков, большой любитель театра, взглянув на сию секретную гаубицу, сказал: «Все орудийные стволы подобны трагическим маскам, у коих широко разверст рот, а ствол сей гаубицы подобен злобной ухмылке — хотя зев и приоткрыт, да зело растянут».
Миша поглядел еще раз на широкую щель необычного жерла и подумал: «Растянут–то растянут, да уж ежели картечью плюнет, то жарко станет».
Объяснение 4
Секретные гаубицы отливались в Московском арсенале. Их стволы делали лучшие мастера — Михаил Степанов и его помощники, Константинов и Копьев.
В 1756 году десять гаубиц прибыло в Петербург. И хотя секретные гаубицы хорошо зарекомендовали себя в Пруссии уже в первый год Семилетней войны, все же решено было их усовершенствовать.
Это дело в 1758 году поручили штык–юнкеру Василию Михайлову — совсем молодому человеку, только что получившему первое офицерское звание. Он сконструировал новую гаубицу, которая оказалась гораздо лучше старых.
На полигоне при испытаниях ее ядра и бомбы пробивали тройную бревенчатую стену, поставленную в четверти версты от линии огня, а дальность полета бомб секретной гаубицы Михайлова превосходила две версты. Но главным зарядом секретных гаубиц была картечь.
С недавних пор стали делать ее не только из свинца, но и из чугуна. Такие чугунные, «пули» летели дальше и поражали солдат противника, даже рикошетируя.
Докладывая Военной конференции о результатах испытаний секретных гаубиц, П. И. Шувалов утверждал, что эффективность их картечного огня в два–три раза выше огня обычных полевых орудий.
Однако на самом деле все было не совсем так — секрет гаубиц, как утверждали, был не в форме ее дульного канала, а в качестве и количестве пороха: заряды эти были гораздо больше и оттого сильнее обычных…
…А второе орудие, запомнившееся Мише, называли «единорогом»: на его стволе был изображен сей чудовищный зверь, увенчанный графскою короною дома Шуваловых. Из–за того было у «единорога» и второе название: «шуваловский единорог», или «шуваловская гаубица». И, глядя на графский герб, как бы свидетельствовавший наподобие гербовой печати несомненную принадлежность орудия Петру Ивановичу, все вокруг наперебой хвалили новые незаурядные таланты генерал–фельдцейхмейстера, оказавшегося к тому же и недюжинным изобретателем.