За полвека

От самой Праги до Камчатки воет танго,

И машет ворон крыльями погон

Над мёртвым фениксом, за проволокой крепкой,

Где рубят лес, и где стволы идут на щепки…

А на плакатах, улыбаясь из-под кепки,

Глядит Распутин в зареве знамён.

1972 г. -1973 г.

55.

Кто мы?

Последняя осень России

в венозных ладонях листов…

Клёны —

Ослепшие лоси носились

в морозных загонах лесов.

А вдуматься в осень — рассвет отражённый,

Багровая гниль,

Растила, да бросила ветром сожжённых

Под снежную пыль…

Потомки мыслителей, пасынки серой зимы —

Кто

Мы?

Откуда?

Из тени бессонной,

где ртутные блики мертвы,

Где чудо —

Немного зелёной,

пропахшей мазутом травы.

Гранит петербургской Европы,

Москвы азиатский базар…

Спартанцы бросали нас в пропасть,

Забыв завязать нам глаза —

И мы воскресаем —

Не так, как Христос или Будда.-

Откуда?

Куда мы?

К бесплодным пескам ли,

К холодному камню нордических скал?

Содомы

Оглянутся вслед нам,

Но бледно

Сверкнёт их солёный оскал:

Поймать бы, порвать бы

портрет, уходящий из рамы!

Куда мы?

18 апреля 1973 года, ленинградский аэропорт.

Из книги "ЕВРОПА — ОСТРОВ"

(1973–1979, "Ритм", Париж, 1980)

Усталый странник, жаждавший припасть

К истоку мудрости веков минувших,

Смиренно я колени преклоняю

Среди твоих теней.

Эдгар По, "Колизей"

56.

ПОСОХ

(третий венок сонетов)

Всем, кто остался в Петербурге

1.

От ног мы отрясаем прах былого,

Но в памяти несём его с собой,

Чтобы над нашей двойственной судьбой

Не властвовала ржавая подкова.

Не ищем мы ни родины, ни крова,

Но всё, что оставляем за спиной,

Нам каждый час напоминает снова

Владенья Януса — порог дверной.

Гонимые неутолимой жаждой,

Не сохраняем ничего — но каждый

Невнятным ожиданием палим:

А вдруг в безмерности найдётся мера?

Так мы идём путями Агасфера

И первого свидания не длим.

2.

И первого свидания не длим

Не потому, что ищем Эльдорадо,

Не потому, что новую отраду

Легко предпочитаем тем, былым —

Нет! Город, нас взрастивший, стал двойным:

Не зря в низинах северного ада

Возник он — жёлто-белая Эллада —

Своей парадоксальностью томим,

Как пальма у полярного болота,

Как Пётр с ключом — и адовы ворота…

Простившись с ним, мы многое простим,

И сон его гнилой не потревожим;

Но быть его рабами мы не можем,

Иначе всех проглотит "Третий Рим".

3.

Иначе всех проглотит "Третий Рим",

А мы, кто только будущим богаты,

Навек замолкнем, вдоль дорог распяты,

Иль под молитвы на кострах сгорим.

А уцелеют серые как дым

Казённые бетонные догматы,

Бумажные цветы, да казематы,

Да некий свет, обещанный слепым.

Не зря по Праге скрежетал металл:

Он всех, кто не оглох, предупреждал

О наступленье времени такого,

Когда опять под триумфальный звон

Рабы рабов обрубят цепь времён

И память не сумеет влиться в слово.

4.

И память не сумеет влиться в слово

У тех, кому прозренье не дано,

Кто прошлого туманное окно

Сменить на мир бескрайный не готовы,

Кому звучанье языка иного

Немыслимо, враждебно и темно,

Кто золотит картонные оковы

И уксус принимает за вино…

А нам, презревшим тесные берлоги,

Понятны и близки любые боги,

Любые листья на любом стволе,

В Стамбуле турком быть, в Афинах — греком,

Не быть никем, быть просто человеком:

Мы всюду дома, только б на Земле.

5.

Мы всюду дома. Только б на Земле

Вновь идолов живых не наплодили,

Чтоб нас заставить кланяться горилле,

Но втихаря летать на помеле.

Нет, лучше в честном кожаном седле

Провековать, глотая тучи пыли…

А те, кто лбы в поклонах не разбили,

Пусть дышат, если дышится в петле.

Похлёбка есть для каждого раба.

В ней — долг и честь, в ней — вера и судьба…

Она, по счастью, мало нам знакома,

Но и понюхав, не избыть стыда!

А потому — дай Бог, чтоб никогда

Нам не грозил цепями призрак дома.

6.

Нам не грозил цепями призрак дома

Не потому, что нет его для нас,

А потому что вдруг, в какой-то час

Чужое можно предпочесть родному:

Ведь не равна одна страница тому,

И перечитывай хоть в сотый раз —

Нет больше пищи для ума и глаз,

Одно лишь утешенье, что знакома…

Прав был Улисс, и жалок был Эней:

Я верую в сожженье кораблей,

Пусть мачты вспыхивают, как солома,