За правое дело

Он уехал, испытывая облегчение, хотя ехать на фронт совершенно не хотелось и мысль о сослуживцах и солдатах была ему неприятна.

Он прибыл в моторизованный полк 26 июня, за два дня до начала наступления. Теперь на тихом берегу Дона ему казалось, что, собственно, и прошло всего двое суток со дня его возвращения из отпуска. С начала наступления он потерял чувство протяженности времени. Это был пестрый, плотный ком, жаркая путаница хриплых криков, пыли, воя снарядов, огня и дыма, ночных и дневных маршей, теплой водки и неразогретых консервов, отрывочных мыслей, крика гусей, звона стаканов, треска автоматов, мелькания женских белых платков, свиста «мессершмиттов» сопровождения, запаха бензина, тоски, пьяной удали и пьяного смеха, страха смерти, воплей сирен бронетранспортеров и грузовиков.

Рядом с войной, с огромным дымящимся степным солнцем существовали отрывочные картины: яблонька-кривулька, отягощенная яблоками, мрачное небо в ярких южных звездах, блеск ручьев, луна над синей ночной травой.

В это утро он очнулся. Предстоял отдых перед последним прорывом к Волге. Сонный, спокойный, сохраняя на коже прохладу воды, он смотрел на ярко-зеленый камыш, на свои худые загорелые руки и вспоминал прошедший отпуск, охваченный потребностью связать два мира, далекие и противоположные, отдаленные друг от друга огромной бездной пространства и все же живущие рядом в тесной груди одного человека.

Он поднялся во весь рост и притопнул ногой. Казалось, он ударил сапогом по небу. Тысячи километров чужой земли лежали за его спиной. Долгие годы он считал себя ограбленным, духовно нищим, одним из последних могикан немецкой свободы мысли. Почему он так кичился своим духовным богатством, так ли богат он? В миг, когда из пыли и дыма вдруг возникло ощущение чужого неба и огромной побежденной чужой земли, он всем телом ощутил мрачную силу дела, участником которого был. Он, казалось ему, кожей, всем телом почувствовал край пройденной им чужой земли. Быть может, именно сейчас он стал сильней, чем в те дни, когда, оглядываясь на дверь, шепотом высказывал свои мысли. Ясно ли ему до конца, с кем великие умы прошлого — с этой гремящей победной силой или с шепчущимися, со всеми этими пропахшими нафталином старухами и стариками? И не пахнет ли нафталином весь девятнадцатый век, верным сыном которого он считает себя в двадцатом? И не казался ли девятнадцатый век ужасным и циничным тем людям, которые познали очарование и поэзию восемнадцатого?

Бах оглянулся на шум приближающихся шагов. Дежурный телефонист поспешно подошел к нему и сказал:

— Господин лейтенант, вас вызывает к телефону командир, батальона.

Солдат посмотрел на реку и незаметно для офицера чуть слышно присвистнул. Так и не придется выкупаться — он уже слышал от приятеля, батальонного телефониста, что отдых отменен: получен приказ готовиться к выступлению.

30

[Многократно люди пытались искать в характере Гитлера причину сыгранной им в истории роли. О характере этого человека известно многое, но ни мстительная злоба, ни любовь к пирожкам со взбитыми сливками, ни зловещее умение играть на низменных инстинктах толпы, ни любовь к собакам, ни соединение бешеной энергии с подозрительностью, ни страсть к мистике, ни ум и мощная память, ни капризная изменчивость в выборе фаворитов, ни жестокое вероломство и связанная с ним экзальтированная сентиментальность, ни десятки других обычных либо чрезвычайно отвратительных свойств и черт не могут сами по себе объяснить совершенного им.

Приход Гитлера к власти, конечно, в основном был определен не тем, что Германия пришлась по характеру Гитлеру, а тем, что послевоенной фашизирующейся Германии ^{225} понадобился Гитлер.

Побежденная в империалистической войне Германия искала Гитлера, и она нашла его.

Но знакомство с характером Гитлера помогает понять механизм действия этой главной причины, определившей ему роль главы немецко-фашистского государства.

В его биографии, в его характере и в характере его поступков нужно отметить одну важную постоянную: неудачливость. И поразительная вещь — именно эта неудачливость стала основой его успеха. Неудачливый школяр и студент, дважды провалившийся в Вене и в Мюнхене на приемных испытаниях в художественное училище, неудачливый политик, начавший свою карьеру информатором разведки баварского корпуса и «освещавший» деятельность партии, которую он впоследствии возглавил, человек неудачливый и в отношениях с женщинами.

В глубине души он испытывал робость недоучившегося школяра, сохраняя мучительное воспоминание о том, что в условиях свободного соревнования талантов он не был допущен даже в самые скромные провинциальные кружки художников.