За правое дело

О могучей силе богатыря рассказывали чудеса. Вспоминали и случай с борцом в приезжем цирке, когда на вызов победителя вышел на ковер подогретый товарищами Илья Басов и подмял под себя хвастуна, едва не сломав ему шею; и случай с двадцатитрехпудовым якорем, поднятым с земли и перенесенным Ильей, тогда еще молодым кузнецом, на пароход по сходням, прогибавшимся под тяжестью, как тростинка. Рассказывали и такое, будто во время разгона одной демонстрации Илья стянул с седла самого ротмистра и бросил его на губернаторский балкон, под которым произошла стычка рабочих с казаками.

Денис появился в цехе как раз в тот момент, когда Илья готовился к одной из самых трудных и тонких работ — сварке пароходного якоря. Никто, кроме Ильи Басова, в пароходстве да и во всем городе не брался за сварку якорей и машинных валов. А кто пробовал — не получалось. Даже из других городов присылали в затон многопудовые сложные и, конечно, очень дорогие детали.

Денису и раньше доводилось бывать на сварке якоря или вала, но всякий раз он восторженно замирал при виде этого необычного зрелища, скорее похожего на чудодействие, чем на тяжелую и искусную работу.

Подручные вонзили в раскаленный уголь длинные железные пики, разворошили его, и в ярком веере искр обнажилось огромное, неуклюжее, ослепительно белое тело якоря. Илья не спеша натянул на руки кожаные голицы, надвинул на самые брови картуз и так же неторопливо, слегка раскачиваясь и разминая на ходу могучие плечи, подошел к горну, вгляделся в залитый блеском металл. Потом быстро ухватил ручищами черный ствол якоря, крутанул его с такой силой, что уголь рассыпался по всему горну, а в воздух взметнулся мощный сноп искр, пепла и дыма, на секунду окутавших и горны, и стоявших возле них кузнецов, и самого Басова. И новый взрыв света и дыма — Илья приподнял якорь, ударил им о край горна и, словно пойманную жар-птицу, высоко вскинул его над собой, понес к наковальне. Люди побросали ломы, кинулись за Ильей. А тот уже опустил якорь на отполированную сталь наковальни и, придерживая его одной рукой, другой бросал горсти песка на оплавленную культю якоря, на солнечные струйки металла.

— Лапу!

Два молотобойца, оставшиеся у горна, ухватили клещами, выволокли из жара раскаленную лапу якоря, подали ее Басову. Секунда — и тяжелая, что слоновый хобот, лапа плюхнулась о наковальню, вскинулась и опять плюхнулась, приросла к якорю.

— Ударь!

Глухо и часто застучали управляемые Ильей кувалды молотобойцев, выплескивая во все стороны сверкающий каскад солнца. Еще минута — и молоток Ильи лег плашмя на наковальню: знак шабаша. Илья выпрямился, отер взмокший лоб, легко бросил с наковальни сращенный якорь.

И зашевелилась, одобрительно загудела толпа зевак, а на земле, медленно остывая и кровеня, корчилась у ног богатыря покоренная им жар-птица.

Только тогда, стараясь не обращать на себя внимания веселых, залитых потом подручных, Денис робко приблизился к Илье. Пот продолжал струиться по квадратному, будто высеченному из красного гранита лицу великана, бисеринками усыпал курчавую русую бородку, усы, даже густые лохматые брови, нависшие над глубоко посаженными глазами, ясными и всегда чуточку виноватыми.

— А, племяш пришел! — Илья не был Денису ни дядей, ни даже дальним родственником, но вместо обычного «сынок» знакомых подростков в шутку называл «племяшами». — Батю ищешь?

— Да! — вырвалось у изумленного Дениса. — А вы как знаете, дядя Илья?..

— Да уж так, — загадочно и чуть грустно улыбнулся богатырь. — Всыпать бы твоему бате по пятое число, чтобы носа куда не след не совал, — начал было он, но, видя, как побелело закопченное лицо мальчика, положил ему на плечо тяжелую руку, поспешил успокоить: — Ну, ну, не пужайся, придет твой родитель, племяш. Может, и дома уже, портки сушит.

3

Однако отец вернулся только к ночи, чужой, скисший. Долго стягивал с ног выхлюпанные в грязи кирзухи, стучал рукомойником. Степанида, обрадовавшаяся было возвращению мужа, поняла, что с ним стряслось что-то неладное, ждала, когда он сам все объяснит ей.

Савелий Кузьмич вытер поросшее щетиной лицо, виновато глянул на жену из-под вислого лба, прошелся по закути.

— В каталажке сидел, Степушка, — выговорил, он наконец, старательно избегая преследующего его жениного взгляда. — В самой что ни на есть чеке. И какая падла меня в энтот «союз» втравила! Непорядки искал, заради людей супротив непорядков шел я, а на поверку — супротив советской власти народ баламутил, контре помогал, которая всему нашему обчеству вред делает и за буржуев стоит. И весь энтот «союз фронтовиков» — контрой удуман был. На предмет борьбы за лучшую жизню для всех — хитро как, а? — а фактически — самая что ни есть контра! Это мне в чеке все разобъяснили. Страм-то какой, а! Ровно я супротив нашей советской власти, за которую ишо ране шел, супротив ее руку поднял!

— Ништо, Савушка, — попробовала успокоить жена, довольная и тем, что ничего более не грозит мужу. — Хуже бывает…