За правое дело (Книга 1)

- Не волнуйтесь, это ничего, - тихо сказала она и погладила старшего инспектора по руке.

15

Иван Павлович Пряхин утром августовского дня 1942 года вошёл к себе в кабинет и прошёлся несколько раз от окна к двери. Он распахнул окно - и кабинет сразу наполнился шумом. То не был обычный уличный шум, очевидно, мимо проходила воинская часть: хрипел мотор, слышался топот многих ног, грохот колёс, ржание лошадей, сердитые голоса ездовых, лязганье танков, и время от времени пронзительный вой истребителя, делавшего в высоте свечу, покрывал всю пестроту земных звуков.

Пряхин, постояв несколько времени у окна, отошёл и остановился перед несгораемым шкафом в углу кабинета. Он вынул из шкафа пачку бумаг и сел к столу, нажал звонок, и тотчас же вошёл его помощник.

- Ну, как доехали? - спросил Пряхин.

- Хорошо, Иван Павлович, как переправился через Волгу, поехал правой дорогой, можно сказать, благополучно, только разок въехал в кювет, уже возле самого места, дифером машина села, без фар ведь.

- Жилкин обеспечил всё?

- Да. И место, я скажу, замечательное - вдали от железной дороги. Жилкин говорит, немец даже ни разу не летал.

- Народ собирается на совещание?

- Начали, собираются.

В это время в дверь кабинета послышался стук, и голос за дверью произнёс:

- Открывай, хозяин, открывай, солдат пришёл. Пряхин прислушался, стараясь припомнить по голосу, кто это так уверенно ведёт себя. А дверь уже открылась, и в комнату вошёл седеющий генерал, с лицом, бронзовым от загара. Это был представитель командования фронта генерал Рыжов. Он поздоровался с Пряхиным, сел в кресло и стал оглядывать кабинет, взял со стола чернильницу и, взвесив её на руке, покачал с уважением головой и осторожно поставил на место.

- Товарищ генерал, через четверть часа начнётся совещание партийных работников и директоров предприятий, мы просим вас сказать товарищам несколько слов о положении на фронте.

Генерал посмотрел на часы.

- Это можно, но весёлого мало.

- Есть ухудшения за ночь?

- У Трёхостровской противник форсировал Дон. Донесли, будто отдельные автоматчики просочились и будто их уже уничтожили. Но, думаю, не уничтожили. А с юга он крепко нажал. Полагаю, кое о чём отдельные товарищи привирают в донесениях; я их понимаю: и немцев боятся, и начальства боятся.

- То есть обвод прорвали?

- Да какой там у вас в этом месте обвод!

- Оборону стрсил и с первых месяцев войны, весь город, вся область стрсил а, вынули четверть миллиона кубометров грунта. Оборона, думается, хороша, но вот войска не сумели полностью ею воспользоваться.

- Мы держим противника в степи исключительно огнём и живой силой, - сказал генерал. - Одно хорошо: склады боеприпасов сохранили. Огнём артиллерии, вот чем мы его держим. Счастье, что боеприпасы есть. - И он снова взял чернильницу со стола, взвешивая её на руках. - Ну и махина. Оптическая вещь. Хрусталь?

- Хрусталь. Кажется, с Урала.

Генерал, наклонившись к Пряхину, мечтательно произнёс:

- Урал, осень... Охота там богатая - гуси, лебеди. А наше солдатское дело - в крови да в пыли. Эх, нам бы две дивизии пехотных, полнокровных!

- Я понимаю, но надо начать вывозить заводы, пока не поздно: "Баррикады" за сутки полк артиллерийский выпускают. Тракторный - сотни танков в месяц. Это гиганты наши. Успеем?

Генерал пожал плечами:

- Если ко мне приходит командир дивизии и говорит: "Рубеж оборонять буду, но разрешите оттянуть мой командный пункт подальше от переднего края", значит, этот человек не верит в успех, а все командиры дивизий сразу кумекают: "Ну, ясно, отходим", а от дивизий это переходит в полки, в батальоны, в роты и все уже душой чувствуют: отходить будем. Так вот и здесь. Хочешь стоять, так ты стой. Пусть ни одна машина в тыл не идёт. Не оглядывайся, иначе не устоишь. За самовольную переправу через Волгу на левый берег - расстрел!

Пряхин быстро и громко произнёс:

- Видите, там вы при неудаче рискуете потерять рубеж, высоту, сотню машин, а здесь мы имеем промышленность союзного значения. Это не обычный рубеж обороны.

- Это... - и генерал встал, - это... Россию мы обороняем на волжском рубеже, а не промышленность союзного значения!

Пряхин некоторое время молчал, а затем ответил:

-- Для нас, большевиков, пока мы живы, нет последних рубежей. Последний наш рубеж, когда сердце перестаёт биться. Как ни тяжело, но считаться с положением мы обязаны. Враг перешёл Дон.

- Я об этом официального заявления не делал, сведения проверяются. - И тут же генерал наклонился к Пряхину, спросил: - Семью вывезли из Сталинграда?

- Обком готовится отправить за Волгу многие семьи, в том числе и мою.

- Очень правильно. Это не для них. Солдаты не выносят, тяжело, а дети, женщины, куда уж. На Урал! Туда он не долетит, сукин сын... Вот если допустим его до Волги, он и на Урал станет летать.

Дверь приоткрылась, и секретарь сказал:

- Директора и начальники цехов, вызванные на совещание.