За пределами любви

Элизабет полностью погрузилась в свою роль, в ежедневные репетиции – она была хороша на сцене, заражала легкостью, задором, искрящейся энергией, без которой невозможно было бы передать дух пьесы. Вскоре все поняли – и сама мисс Севени, и остальные члены труппы, – что именно Элизабет держит на себе весь спектакль. Дело дошло до того, что мисс Севени, попросив Элизабет задержаться после очередной репетиции, завела с ней задушевный, почти что товарищеский разговор, намекая, что хотела бы предложить ей заглавную роль той самой идеальной женщины, созданной профессором Пигмаштейном, но боится, что это будет выглядеть непедагогично.

– Ты же понимаешь, – говорила мисс Севени приглушенным голосом, – что Мэги Колтон очень расстроится, если я заберу у нее роль. Она ведь, в принципе, совсем неплохо ее играет, как ты думаешь? – Элизабет только кивнула. – Хотя ты могла бы поднять спектакль на совершенно новый уровень. Да, – тут мисс Севени задумалась, – хорошо бы, чтобы ты играла главную роль… Но как это сделать? Для Мэги это будет ударом.

Она снова задумалась и вопросительно посмотрела на Элизабет, как будто ожидая ее совета. Но Элизабет молчала.

– А знаешь что, почему бы тебе не продублировать Мэги, – придумала режиссер. – Так ведь всегда делают, на главные роли назначают по два актера. Если с первым что-либо случится, если он заболеет или захочет в отпуск, например, – тут мисс Севени сделала неопределенный жест рукой, – или еще что-нибудь, то играет «второй состав».

– А кого тогда на роль профессора Пигмаштейна назначить? – наконец произнесла Элизабет, которая внутренне ликовала, не веря в свое счастье. – Чтобы Мэги не обиделась. Что, если Роя Сэлина?

Рой был симпатичный белокурый мальчик, и ей он нравился больше остальных.

– Правильно, – согласилась мисс Севени, – надо назначить второй состав на все главные роли. Тогда у нас всегда будет замена, если потребуется. Роль Пигмаштейна действительно можно дать Рою Сэлину, мне кажется, он потянет.

Элизабет пожала плечами: она была счастлива, а кто будет ее партнером – Рой или какой другой аккуратненький белокурый мальчик, ей было безразлично, она в любом случае их не особенно различала.

Влэд, когда Элизабет рассказала ему о новой роли, обрадовался не меньше нее. Теперь каждый вечер они перечитывали пьесу, обсуждали, придумывали, как внести свежесть и новизну в характер Илоны – так звали идеальную женщину. Подбирали ей голос, интонации, походку, жестикуляцию – по пьесе она всему должна была учиться с нуля, она ведь была создана Пигмаштейном не обремененная ни навыками, ни знаниями.

Поиск образа, разработка его, придание ему комичности, все же пьеса была комедийной, доставляли и Элизабет и Влэду огромное удовольствие. Те находки, которые они изобретали по вечерам и которые Элизабет демонстрировала на репетициях, приводили всех в восторг, особенно мисс Севени; зал сотрясался взрывами смеха, даже находящиеся на сцене участники спектакля не могли сдержать улыбки.

Рой Сэлин тоже неплохо справлялся с ролью. Он был серьезный, долговязый парень с рассеянным взглядом и неловкими жестами, и поэтому роль молодого, ушедшего с головой в науку профессора ему вполне подходила.

Там, в пьесе, была сценка, когда Илона первый раз с момента своего создания начинает препираться с профессором. Ошарашенный непослушанием подопечной ученый должен смерить идеальную женщину взглядом, в котором проскальзывает и удивление, и растерянность, и зарождающийся интерес.

Так вот, для этой сцены Элизабет с Влэдом придумали смешной и неожиданный прием – во время одной из своих реплик, не переставая препираться с Пигмаштейном, Илона продолжает наводить порядок в комнате, ведь она, как-никак, идеальная женщина. Правда, она неловкая и неуклюжая, она лишь недавно была создана, и поэтому, вытирая пыль со стола, нечаянно роняет вазу. Илона тут же начинает подбирать с пола осколки, но тело ее не слушается и она принимает крайне неловкую позу – не приседает, а перегибается на совершенно прямых ногах, наклоняя тело вертикально вниз. И так, на прямых ногах, мелко переступая ими, она кружится по сцене, безостановочно тараторя что-то себе под нос. При этом ошеломленный профессор, остолбенев, выпучив глаза, разглядывает Илону со всех ее привлекательных сторон.

Во время репетиции атмосфера на сцене, как обычно, была легкая и жизнерадостная, все шутили, реплики часто прерывались всплесками заразительного смеха. Элизабет в маечке с глубоким вырезом, в обтягивающей юбке выглядела весьма провокационно, как и полагалось идеальной женщине Илоне. И вот, кружась буквой «Г» по полу, не замечая ничего, кроме осколков, Илона (она же Элизабет) поднимает глаза и видит ошеломленное лицо Пигмаштейна (он же Рой), который, похоже, попал в ступор и больше не в силах вспомнить ни слова из своей роли.