За пределами трепета

– Дети, рассказов о Ленине больше не будет. Забудьте о школьной программе на лето, это уже совсем не важно.

Непривычная краткость ответа оглушила класс. Учительница словно пряталась за банальным равнодушием случайной реплики. Куда исчезли возвышенные речи, пафосный слог прошлого… Все прежние идеалы растаяли, испарились, были отданы на поруганье слепому случаю. В тот самый миг словно произошло короткое замыкание в душах детей. Они не просто разучились доверять взрослым, они утратили веру в чистоту вселенной в целом. Свет погас. Наступала эра цинизма. Внутри каждого полностью разочарованного подростка дремлет утраченный идеалист.

XVI

Поэзия детства испарилась. Иллюзию вседозволенности сменила беспомощность. 90-тые годы накрыли с головой своей шумной, беспринципной наглостью. Наивность стала считаться изъяном, доброта – дефектом воспитания.  Все перевернулось, смешалось в ликующую волну освобождения. Смыслы утратили свою значимость, светлые идеи ушли в небытие.

Юность обычно смягчает пороки гнусных времен. Подростковый возраст с его гормональными сбоями, циничным восприятием, протестом против всего скучного и душного был своеобразным альтер эго этого  переломного десятилетия. Отчаянное сопротивление отжившему миру полностью отражало бунт мятежной плоти. Бутоны отрочества вспухали, сочились яростью, лопались в кровавом неприятии. Это был не просто бунт нового поколения – это была война миров и идеологий. Война, которая закончилась общим поражением. Победителей не существовало, но ценности изменились.

Деньги стали единственной мерой добра и зла. Накопления людей обесценились. Началась денежная реформа, которую в истории потом назвали «конфискационной». Буквально за одну ночь люди потеряли все нажитое непосильным трудом. Недостаток товаров в советской стране способствовал устойчивому накоплению капитала. Граждане не имели возможности потратить заработанное, так как полки магазинов обычно пустовали. В доступе был только скромный ассортимент продуктов и изделий. Дефицитные товары выбрасывались изредка как исключительное чудо. Эти эпизодические всплески торгового торжества неизменно порождали огромные очереди. Люди выстаивали в них сутками, чтобы приобрести венгерские сапоги, французские духи, зеленые бананы. Размер обуви был неизвестен заранее, как и аромат приобретенной парфюмерии. Вкус незрелых бананов и вовсе оставлял желать лучшего. Но покупателей это не смущало. Запретный плод всегда можно было продать или обменять на что-то более необходимое. Отец Лили, порой ездивший в командировки в Москву, привозил из столицы домой сумки, набитые сластями, косметикой, колбасой. Колбасу ели еще очень долго, край ее становился скользким и немного зеленел. Но в ту пору привередничать не имело смысла. Край обрезался, как и отметались слабые попытки протеста против просроченного трофея. Ведь провинция не обладала возможностями крупных городов. Она была обречена на аскетизм.

Президент СССР Михаил Горбачев, повинуясь внешней силе, издал указ о прекращении приема к платежу денежных знаков Госбанка. Он же подписал ограничение о выдаче наличных денег с вкладов граждан. Это сообщение стало шоком для всех жителей огромной, неизменно стабильной страны в прошлом. Государство, где цены всегда были настолько постоянными, что выбивались даже на нержавеющей стали, опустилось на дно отчаяния.

Реформа готовилась тайно. После выпуска новостей оставалось всего три часа, чтобы не потерять накопления. Вокзалы были запружены. Скупали целые вагоны, чтобы назавтра иметь возможность сдать билеты и частично сберечь деньги. Это была общая, болезненная судорога, паника, крик отчаяния. Люди были недовольны, что пропали все деньги, заработанные честным непосильным трудом. Ведь они рассчитывали купить в будущем квартиры для своих детей, построить дома, улучшить условия своей жизни. Все те бесчисленные вклады, которые люди скрупулезно хранили на черный день в 80-е годы, вылились в случайный ширпотреб, имитацию благополучия, полное банкротство. Деньги на книжках сохранились, но запредельная инфляция нескончаемым потоком уничтожила все сбережения граждан.

Деньги родителей Лили тоже пропали. Спокойствие и уверенность в завтрашнем дне улетучились, будущее заглядывало в глаза неизвестностью. Утро переломного периода накрылось пеленой тумана, в тусклых недрах которого таились когти голода. Предприятия разорялись, люди перестали получать зарплаты, настоящее крошилось острым стеклом безысходности.