За пределами трепета

Поначалу ничто не предвещало подвоха. Двое мужчин в машине перебрасывались случайными банальностями. После выяснилось, что водитель является нанятым работником своего попутчика. Вскользь оброненная мерзкая фраза постепенно сгустилась в плотный ком оскорблений и угроз. Лиля и Света были словно парализованы, вся их уставшая воля была уничтожена грубостью, жестоким ментальным насилием, безысходностью. Сюжеты про бандитский Петербург нашли свое полное воплощение в кошмаре наяву. Жизнь не пощадила студенток и обрекла их на эмоциональное выгорание в течение этих бесконечных часов в салоне автомобиля. Травля продолжалась с усиленным упоением. Владелец автомобиля с уверенной усмешкой хозяина жизни крутил в руках пистолет, с изощренным сладострастием описывал ужасы своего развращенного прошлого. Женщины в жизни бизнесмена играли роль разового мяса. Он пользовался ими и удалял из своего поля зрения, иногда полностью стирая их физическое существование. Все это долгое время отчаяния и подавленной воли пропиталось кровью его бывших жертв, извращенными фантазиями, предчувствием будущих пыток и измывательств.

Санкт-Петербург вынырнул в ночи внезапно, сияя погребальными огнями. Он хищно скалился разводными мостами и зевал бесчувственным камнем. Сталь Невы вонзалась в самое сердце, напоминая о скоротечности жизни. Мучитель находил наслаждение в экскурсионной программе для трагических неудачниц, обреченных на казнь. Он долго и методично, с географической точностью маньяка рассказывал о светящихся в ночи достопримечательностях, словно не веря в истинную цель их визита и умышленно утрируя ложную идею путешествия. Дуло чернело перед глазами, медленно раскачиваясь среди всполохов переднего стекла, омытого слезами дождя.  Водитель, суровый парень славянской наружности при подъезде к дому вдруг нарушил обет молчания и тихо сказал:

– Айрат, не бери грех на душу, отпусти девок. Найдем порасторопнее, с этих воды не пить.

– Молчи, гнида, ты мне не указ. Открывай двери и можешь ехать домой. Твое дело – помалкивать и обслуживать.

Дверь захлопнулась, ключ повернулся в скважине и лег в карман тирана, словно провалившись в омут тупика.

– Раздевайтесь, суки, да поживее. Трахаться хочу, а потом сразу спать. Отрабатывайте дорогу.

Света резко сорвала с себя майку, стянула спокойными руками джинсы. Немного поколебавшись, она смахнула униженные остатки своего гардероба и обнаженная, удивительно прекрасная, как древнее греческое изваяние, гордо подняла голову:

– Бери одну меня. Лилю не трогай, она – девственница. Побойся Бога. И не говори, что я недостаточно хороша для тебя, не поверю.

Образ самой богини плотской любви словно возник в кромешном аду опороченного мира. Это было не предложение, а своеобразный вызов, война,  кровавое жертвоприношение во имя дружбы. Мужчина заерзал глазами по обнаженной плоти, скользнул вниз по ногам и вдруг брезгливо сморщился:

– Фу, сука, отбила все желание. Земля под ногтями, позорище, колхозная дура. Я тебя не хочу больше, займусь твоей подопечной идиоткой.

Лиля внезапно утратила страх, изумившись непоколебимой воле человека, решившего спасти ее ценой собственной жизни. Девушка подошла к мужчине, прямо подняв на него свои самоотверженные глаза, полные слез от смелости подруги. Она безмерно уважала ее.

– Зачем Вам это? Отпустите нас, пожалуйста. Я не знаю, как убедить  Ваше ожесточенное сердце, но я надеюсь, что Вы еще сохранили в нем остатки любви к людям. Я верю в Вас.

Слова лились многоводной рекой, словно вырвавшейся из глубин подсознания. Лиля плохо помнила свой монолог позже. Но он длился долго, почти в течение получаса. Она была в своеобразном трансе, вещая нечто за пределами ее понимания. Что-то необычайно простое, но легко открывшее двери, прорвавшее плотину недоверия. Мужчина словно окаменел. Внезапно он поднялся и сказал:

– Все, кладите деньги за проезд на стол. Брать с вас много не буду, цену билетов на поезд. Еще отдали паспорта. Не бойтесь, верну, просто спишу паспортные данные. Насвистите ментам – порешу.

После он открыл дверь, проводил их до перекрестка и, махнув рукой, растворился в сером бессилии ночи.

Лиля и Света стояли в рассеянном оцепенении. Пару часов назад они уже мысленно простились с жизнью, но судьба внезапно вновь приподняла покров надежды. Последующие блуждания по городу связались в один сплошной мутный образ посещения Кунсткамеры. Уродливость словно породнилась с недавним прошлым, мешая эстетическому восприятию и здоровой эмоциональной отдаче. Это был вид психологического выгорания, нервного бессилия. Словно депрессия накрыла собой все недавние восторги и упования.