За пределы атмосферы

– Я, – бросила остролицая. У нее голос был низкий и резкий. И обе захихикали.

– Вы стричься?

– Ага, – ответила остролицая. А облачная добавила:

– А я кончики покра-асить…

Из-за двери послышался звук мотора. Либо машинка, либо фен.

– Я за вами, – сказала Марина.

– Сколько с меня, Наташ? – донеслось из-за двери.

– Пятьдесят, – ответил хорошо знакомый Марине женский голос. – Ну чего, счастливый небось? Заезжаешь-то до праздника или после?

– Чтоб там Новый год отметить. – Дверь отворилась, и в облаке теплого парфюмерного пара вывалился клиент. Аккуратно подстриженный под бобрик, синие щеки. Дева-облако тотчас проскользнула внутрь, на ходу скидывая куртку. Остролицая вздохнула:

– Добился. Выбил. Буквально.

– Как – выбил? – не поняла Марина. Делать было нечего, кроме как слушать сплетни, а в очередях можно было услышать много интересного.

– Это ж Лёва из Могилёва.

– Правда, из Могилёва? – И Марина засмеялась.

– А фиг знает, – пожала плечами худышка, – зовут Лёва, Лев Исаич, приехал откуда-то оттуда, вот и говорят: Лёва из Могилёва. Пожарник он. Ему квартиру обещали-обещали, даже дали было… ну, ордер выписали, он его даже видал уже, а тут весь этот дефолт. Трах-тибидох – мэр ключей не отдает, придержал его квартиру для этого, Хасанки. Ну, который Хасанбаев, бистро с шавермой. Так пошли и набили морду. Мэру, его прислужничку из земотдела – Порадеев фамилия, все Пердяй говорят, – и Хасанке тоже…

Вот это новость! Мэру набили морду. Пусть он просто председатель поссовета, мэр – это современная приблуда. Как говорил один на работе – приезжал с центральной площадки, из головного питерского НИИ – эти ребята, дай им волю, в каждой деревне бы провозгласили отдельную национальность, избрали президента, учредили бы при нем личную гражданскую гвардию и закрытый распределитель. Очень похоже на правду. Понапридумывали понтов – мэр, вот тоже. По сусалам, чтоб не понтовался попусту.

– Все детей прячут, девчонок особенно, дак рассказывают, и парня они могут. Если беленький, румяный, смазливый – могут. Хасанка этот. Он из Самарканда. К нему приезжают эти, урюки, а он устраивает. Торговать где-нибудь или квартиры ремонтировать. У него целая малина. Круглые сутки дым коромыслом, и если мимо неудачно пройдешь, не угадать если момента – могут просто хвать, и все. И концов не найти. Если молодая и не кривобокая. Я, например, с собой баллончик ношу, прыснуть удачно да сразу драпануть – не погонятся. Вот после зимы-то находят, про которых с осени говорят, без вести пропавшие, по грибы пошли – ага? Не грибы никакие. Это Хасанка со своими. Поматросят, потом чпок – и в лес. Грибы! А зачем они ему, у него и покруче грибов всякого разного есть. И косячки, и колеса. Мы стараемся мимо не ходить, да как иначе, все Ужово – одна улица, которые есть переулки, дак одно ж название. Ну, там, где картонная фабрика, где сельхозхимия, там по названиям переулки есть, а так – все один большак. Да, и вот этому Хасанке блинов навешали, да говорят, так, что зубы посыпались. И вся харя всмятку. Больше десятка человек…

– А если он обозлится да всю шоблу приведет? Всех, кого устраивал? Это ж сотни человек, вы сами говорите. То как? Все Ужово обрезы юденичевские выкопает да лимонки с войны, побоище будет? – спросила Марина. Ей становилось по-настоящему интересно.

– Куда там! Он уже вечером исчез. С обслугой, со всей родней кишлачной. Со всеми-всеми-всеми. И шаверма закрыта. Даже опечатана. Потому что Пердяй этот самый все подписал, что не подписывал годами. Ему как приложили по мордасам – так он сразу и… Участок отдал, который Ровдугиным причитался, многодетным, ну, по закону-то, жилье построить. Его тоже для Хасанки придерживали. Еще там были участки…

Приоткрылась дверь, и сквозь щель раздалось:

– Есть на стрижку простую? Пока идет окрашивание…

Худышка плавно и шустро, почти неуследимо – была, и уже нету – очутилась внутри. Марина не успела задать вопроса, который вертелся на языке: а как, вот как это все-таки случилось? С чего началось? Слово «бунт» она не решалась произнести даже мысленно. Однако то, о чем рассказывала соседка по очереди, было именно бунтом. Восстанием. Люди силой прогнули представителя власти соблюдать их права. Отдать то, что должен был по закону. За этим вопросом в голове завертелись и другие. Марина обнаружила, что давно уже не думала ни о чем, кроме – как добыть еды, и отвыкла думать о чем-либо еще. Теперь мозги неохотно покидали привычную, многолетне-въезженную колею. И то и дело пугливо соскальзывали обратно.

Худышка выскочила из натопленного, напаренного зальца парикмахерской очень быстро, черные, прямые, мокрые волосы облепляли уши и виски. Одеваясь на ходу. Сразу капюшон сверху – шшш. Мотнула головой – дескать, можно заходить, и тотчас донесся голос парикмахерши Наташи:

– Еще на стрижку есть?