За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии

С одной стороны, это узаконение повышало статус мусульманских клириков, освобождая их от унизительных телесных наказаний и угрозы призыва в царскую армию. Но они, как и православные священники, не получали облегчения материальных затруднений. Имамы, судьи и другие служители, приписанные к мусульманским воинским частям, получали государственное жалованье, но приходские клирики были вынуждены жить на нерегулярные доходы, сильно зависевшие от местных ресурсов прихожан. Более того, запретив клирикам заниматься коммерцией и торговлей в 1826 г., режим криминализировал главное занятие улемов в этих краях. Сенат утверждал, что эти практики были запрещены «согласно их закону» и что «магометанские духовные власти» учли жалобы прихожан на клириков, занимавшихся такими делами, отозвав их лицензии. Мусульмане могли вступать в официальные купеческие гильдии только отказавшись от духовного звания[155]. Хотя многие по-прежнему занимались и торговлей, и религиозными науками, этот запрет увеличил неустойчивость положения мусульманских клириков. Режим налагал на них все больше должностных обязанностей, и люди, занимавшие эти посты, становились все уязвимее. Необходимость экономически выживать заставила многих мулл пренебрегать своими обязанностями перед государством или махаллой.

В некоторых общинах эта зависимость от дохода, получаемого от общины мечети, усилила позиции богатых прихожан в спорах с имамами и другими оппонентами. Потребности приходской экономики также окрашивали религиозные диспуты, обостряя конфликты между клириками, служившими в одной общине. И напротив, в других махаллах стремление клириков к финансовой независимости от приходов оставило многие мечети вообще без людей, которые могли бы исполнять общинные ритуалы, потребные мусульманским крестьянам и горожанам.

РЕЛИГИЯ МИРЯН

Покровители-миряне брали на себя строительство и обслуживание мечетей и школ, которые часто носили имена спонсоров. Эта деятельность определяла главный аспект мирского благочестия. Люди верили, что некоторые деяния мирян будут вознаграждены особенно щедро, как учил аль-Газали: «Пророк, мир ему, сказал: Если человек построит мечеть во имя Бога, то будь она не больше ямы, где откладывает яйца песчаная куропатка, Бог построит ему дворец в раю»[156]. В крупных городах и селах богатые купеческие семьи финансировали местные религиозные учреждения на благо верующих людей. В менее процветающих поселениях забота о строительстве и обслуживании мечети или школы, о содержании имама и учителя лежала на всей общине. Покровители строили мечети вроде изображенных на ил. 2 – в барочном и неоклассическом стилях русской архитектуры того времени, зачастую в соответствии с официально утвержденным планом. Они строили из дерева, кирпича и камня, украшали коврами, лампами и книгами внутреннее пространство, где община собиралась читать молитвы, слушать проповеди, праздновать окончание поста, обсуждать общие дела и договариваться о разрешении споров.

Патронат и благотворительность не регулировались структурами, ассоциированными с ОМДС и МВД. Раздача милостыни (закят), будучи одним из пяти столпов ислама, не привлекала внимания законодателей, хотя разные чиновники занимали противоположные позиции относительно роли, которую они должны играть, поощряя или запрещая ее сбор. В больших городах, особенно в Казани, собиралась материальная помощь мусульманской бедноте. Там мусульманская благотворительность зачастую больше напоминала проекты российских гражданских и церковных организаций, нежели традиционные благотворительные институты мусульманских городов всего мира: такие, как странноприимные дома, бесплатные столовые и больницы. Например, в 1844 г. члены семьи Юнусовых основали третий в Казани сиротский приют, где мусульманским мальчикам предоставляли религиозное обучение и медицинскую помощь[157].

Мусульманским учреждениям вроде юнусовского сиротского приюта предстояло распространяться, причем во многом параллельно гражданской деятельности российских добровольческих организаций второй половины века, но они отличались от проектов других активистов тем, что их доходы исходили из фондов, пожалованных на богоугодные цели согласно исламскому закону. Постройка или участок земли, переданные в собственность религиозного фонда (вакф), создавали прибыль для финансирования религиозной или благотворительной деятельности, но не подлежали конфискации или разделу в качестве наследства. Юнусовы жертвовали на содержание своего приюта доход от четырнадцати лавок. Усмановы и Апанаевы жертвовали средства (в форме ренты и прибыли от лавок) на содержание Второй Казанской соборной мечети. Подобным же образом Мухаметвали Апанаев завещал четыре тысячи рублей со своего банковского счета на содержание мечети и медресе во втором приходе в Казани[158].