За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии

Фонды поддержки мечетей и школ предоставляли местной знати широкие возможности по влиянию на характер религиозной жизни. В 1791 г. купец первой гильдии Габдулла Габдулсалямович Утямышев построил в селе Маскара Казанской губернии двухэтажную каменную мечеть. Это деяние увеличило его славу, по утверждению ученого Шихабетдина Марджани (1818–1889), он стал «крупнейшим предпринимателем региона и прославился своим богатством, щедростью, любовью к религии и наукам». Маскарское медресе под покровительством Утямышева привлекало ученых из Казанской, Вятской и Уфимской губерний. В 1800 г. его сын Муса Утямышев основал второй приход в Маскаре. Муса изучал религиозные науки в Бухаре и заслужил репутацию квалифицированного теолога и торговца. Вернувшись в Маскару, он, видимо, убедил около шестидесяти живших в селе удмуртов-анимистов принять ислам и построил для них деревянную мечеть[159].

Имперское законодательство давало общинам мечетей право выдвижения своих собственных кандидатов в проповедники, имамы, учителя и служители мечети для проверки и утверждения ОМДС и губернатором. В некоторых общинах богатые династии вроде Утямышевых могли неформально контролировать этот процесс, влияя на голоса зависимых наемных работников или обедневших клиентов. Семья могла осуществлять и более формальный контроль, выставляя условия при первоначальном учреждении фонда поддержки мечети или школы. Вопреки букве царского законодательства, во многих соответствующих документах были поименованы администраторы этих фондов, обычно члены семьи, в качестве лиц, ответственных за выбор штатных сотрудников финансируемого вакфом учреждения[160].

Как и в области образования и суфизма, эти фонды не были частью механизмов управления, созданных царским законодательством, за исключением Крыма, где администрация обнаружила обширную собственность в статусе вакфа. В мусульманских общинах Поволжья и Урала, напротив, эти фонды выглядели гораздо скромнее, вероятно, вследствие московского завоевания и обширной славянской колонизации края. Но в XIX в. купеческие и предпринимательские семьи вновь стали учреждать религиозные фонды[161].

Богатых казанских семей, которые поддерживали строительство сельских мечетей по всему краю, было немного; в большинстве сел местные торговцы и крестьяне сами финансировали мечети и школы. В 1864 г. в прошении на имя Александра II от имени жителей села Кулларово Казанской губернии крестьянин по фамилии Зайнеев просил разрешения основать второй приход. В прошении объяснялось, что Зайнеев и жительница того же села Фейзулла Рахметуллина хотели оплатить строительство новой пятничной мечети. Из 578 прихожан 242 человека добровольно проголосовали за основание нового прихода, и Зайнеев и Рахметуллина предложили взять на себя полную ответственность за финансирование. В ответ на возражения чиновников, которые, возможно, выступали против отягощения крестьян такими расходами, проситель подчеркивал, что мечеть будет построена «без всяких пожертвований со стороны прихожан»[162].

Такие покровители появлялись, когда жители решали, что махалла слишком разрослась и существующей мечети недостаточно. Когда видные жители запрашивали у ОМДС и правительства позволения основать второй приход вокруг новой мечети, они приобретали возможность претендовать на особую роль хранителей духовной и светской жизни односельчан. Как утверждали многие из этих просителей, основание второй мечети в многолюдном приходе, охватывавшем селения на обширной территории, могло бы облегчить жизнь тем мусульманам, которым приходилось далеко ездить для исполнения своего долга в мечети[163].

Такой дар от богатого селянина (бая) мог изменить течение местной религиозной жизни, позволив крестьянам чаще покидать свои поля, мастерские и дома для совместных с односельчанами пяти ежедневных молитв. В селах, расколотых конфликтами лояльностей к враждующим религиозным лидерам и к разным концепциям исламского благочестия, разрешение строить новую мечеть или медресе позволяло оппонентам отделиться друг от друга. Хотя формальное разделение враждующих групп могло принести гражданский мир в конфликтное поселение, оно могло и втянуть имама в более интенсивную борьбу за теологические или правовые позиции спонсора.