За растениями по горам Средней Азии

Случается и так, что реликт вдруг начинает вести себя как молодой вид. Он расширяет ареал, захватывает новые пространства так, будто недавно народился и полон молодых сил. Например, многие растения-подушки — колючие акантолимоны, некоторые эспарцеты и т. д. Они предпочитают рыхлые щебнистые почвы и не выносят засоления. Их предки жили еще в глубокой древности на равнинах Средней и Центральной Азии. Но на засоленных грунтах, оставленных отступившим океаном Тэтис, эти растения не могли широко распространиться и ютились на небольших клочках выветренных коренных пород. Это и были их убежища. А когда горообразование воздвигло мощные хребты, на склонах которых сразу же стал образовываться рыхлый обломочный материал, эти растения получили возможность для широкой экспансии и быстро заселили горы в тех местах, где разрушение пород шло особенно интенсивно. Они дождались своего часа. Теперь они сформировали даже самостоятельный поясной тип растительности — нагорные ксерофиты. В отличие от прозябающих реликтов такие процветающие выходцы из прошлого называются реликтами ложными. И таких тоже немало.

Что увидит ботаник будущего?

Итак, природа Средней Азии (и растительность как составная часть природы) изменялась. Как и все на свете. Где было море, там встали горы. Было влажно, стало сухо. Была однообразная растительность, а появилась пестрая. И эти изменения пр одолжаются.

Что же застанет здесь ботаник через тысячу, 10 тысяч, через миллионы лет? Трудный вопрос. Обычно футурологи — ученые, прогнозирующие будущее человеческой цивилизации, — не решаются заглядывать с уверенностью и на сто лет вперед. А тут тысячи и миллионы лет. К тому же мы пока не очень хорошо представляем себе географическую обстановку прошлых эпох. Даже такие вопросы, как темпы горных поднятий и причины оледенений, служат предметом для дискуссий. Спорят даже о недавнем прошлом: успела ли, например, Средняя Азия стать такой сухой страной за историческое время (за несколько тысячелетий) или процесс иссушения климата длился сотни тысяч и миллионы лет? Большинство склоняется к последнему утверждению, но ведь есть и возражения, причем довольно серьезные.

Как же прогнозировать столь далекое будущее? Наверное, только приняв за исходную позицию два положения: спокойную эволюцию природы без катастроф и все возрастающее воздействие человека на среду своего обитания. Будем оптимистически исходить из того, что это воздействие будет разумным и созидательным, а не разрушительным, иначе нет смысла далеко заглядывать. Привлечем и немного фантазии. Без нее в таких прогнозах не обойтись.

Сначала продолжим в будущее имеющиеся тенденции. Горы растут и, вероятно, будут расти и дальше. Попутно продолжится их разрушение, и на равнины Средней Азии будут выноситься все новые толщи рыхлых отложений. Ледники сейчас сокращают свою площадь. Если этот процесс и дальше пойдет с той же скоростью, то, по подсчетам одних специалистов, в Гиссаро-Алае через 1750, на Памире через 5800 лет ледников не останется вовсе, а по подсчетам других, концы ледников остановятся все же на каком-то уровне, поскольку баланс тепла и влаги так радикально на планете не меняется за столь короткий срок. А ледники — это источник питания для рек всего юга Средней Азии. Режим рек изменится, сток сократится. Растущие горы станут все больше отгораживать Среднюю Азию от океанических влагоносных масс воздуха. Климат должен становиться все более сухим, хотя осадки, разумеется, все же будут поступать извне. Территории пустынь должны увеличиться, площади под лесами — уменьшиться, а горные луга — постепенно смениться бесплодными пустынями и зарослями нагорных ксерофитов. При недостатке поливной воды (ледников-то станет меньше или они исчезнут вовсе) площади оазисов сократятся. Растений-ксерофитов, которых и сейчас хватает, может стать еще больше, а мезофитов — соответственно меньше, и не исключено, что ботаники будут считать их редкостью.

Мрачная перспектива! Даже не по себе становится. Можно, правда, надеяться, что природные изменения вдруг пойдут в другую сторону. Или наши горы перерастут соседние, начнут перехватывать влажный воздух, идущий с океанов, и станут снова оледеневать. Или рост гор прекратится. Или еще что-нибудь случится. Только научных оснований для таких надежд, к сожалению, пока явно недостаточно.

На что же надеяться? На себя, конечно, на созидательные начала цивилизации и технического прогресса, куда более стремительного, чем эволюция природы. Еще 20 лет назад космические путешествия были лишь домыслом фантастов; когда в этой книге были написаны первые страницы, советская космическая станция спустилась на Венеру, а когда писалась эта глава, человек впервые ступил на Луну. И через столетия люди, может быть, научатся предвидеть последствия своего вмешательства в естественные процессы и сумеют в корне изменить неблагоприятный ход природных событий. Вот такие надежды вполне реальны.