За растениями по горам Средней Азии

Через год я махнул рукой на удобную жизнь в Душанбе и поселился в Памирском ботаническом саду, самом высокогорном в Союзе (2320 метров над уровнем моря), в восьми километрах от Хорога, центра Горно-Бадахшанской автономной области. Директор и создатель сада Анатолий Валерьянович Гурский, пригласивший меня на работу, вышел со мной на обрыв к бурлящему внизу Гунту, обвел широким жестом обступившие сад четыре горных хребта и сказал: «Ноги есть, голова на плечах, возраст хороший, снаряжение кое-какое найдем, коней дадим — действуйте. Оглядитесь сначала. Поползайте, присмотритесь, а к концу сезона доложите, чем именно будете заниматься. Со своей стороны могу предложить несколько проблем…» — и Анатолий Валерьянович тут же, на обрыве, разъяснил мне, что проблем на Памире много, а затем в течение двух часов излагал суть этих проблем. Он щедро ронял идеи, которые, казалось, Нужно только подобрать, любовно оглядеть — и можно украшать ими любую научную работу, как новогоднюю елку блестящими шариками. Это была изумительная, талантливая импровизация. Позже я привык к таким «фейерверкам», но тогда он ослепил меня. После этой беседы я всю ночь жонглировал чужими идеями, не зная, как к ним подступиться. А наутро ушел в маршрут, рассудив, что> горы сами подскажут мне нужное направление.

Полез я вверх по каменистому ущелью в глубь Шугнанского хребта. Возле узенького ручейка, катившего вниз мутную воду, я изредка встречал знакомые мне по Гиссаро-Дарвазу растения. Вот юган, вот камоль, таран, вот полуметровый кустик дикой вишни с вяжущими плодиками. У ручья, превышая меня ростом, раскинул зонтики борщевик. Вроде бы все знакомо. Но стоило отвернуть от ручья в сторону, как старые знакомые исчезли и горные ботинки зашуршали по сухим незнакомым полыням, с хрустом ступали в колючие полушаровидные (как ежи) подушки акантолпмонов. Еще выше среди этого царства полукустарников засверкали на солнце ости ковылей.

А я искал луга, так щедро расплесканные зеленью на обзорных картах растительности. И иногда находил их — пятнышко в несколько квадратных метров возле родника или ленточку шириной до двух метров вдоль горного потока. Ничего похожего на пышные крестовниковые, льновые и гераниевые, не говоря уже о пионовых, луга Гиссаро-Дарваза.

К ночи я спустился, полный сомнений, в сад. Назавтра снова ушел в горы, но уже в Шахдаринский хребет. И опять никаких обширных лугов не обнаружил. Первые два месяца я только и делал, что ходил, ходил, ездил на машине и снова ходил по Язгулемскому, Рушанскому, Шугнанскому, Шахдаринскому хребтам и все пытался сопоставить действительность с тем, что я видел на карте растительности. Где-то к середине сезона стала вырисовываться крамольная мысль, что карта врет. Не нашел я лугового пояса на Западном Памире, и все тут.

Поделился результатом с Анатолием Валерьяновичем. Он усмехнулся и сказал, что этого пояса здесь и быть не может из-за сухости: осадков-то всего 200 миллиметров в год выпадает, а то и меньше, откуда же на склонах взяться влаголюбивым лугам?

— А карта как же?

— А что карта? Ее тоже люди составляют, а людям свойственно ошибаться, особенно когда они рисуют карты, сидя в кабинетах. Составляли карту. Материала по Западному Памиру не было. Взяли да и «протянули» луговые контуры Гиссаро-Дарваза на восток, вот и вся разгадка.

Откровенно говоря, я и сам подозревал что-то подобное, но так вот прямо не поверить авторам карты как-то не решался.

Решение принято

Но если так, то выходит, что Западный Памир и Гиссаро-Дарваз в отношении растительности не одно и то же? К концу сезона это стало очевидно: лесного пояса на Западном Памире нет, лугового тоже нет, вместо пышных зонтичных на склонах растут полыни, колючие подушки, жесткие колючие травы — кузинии. да изредка степные ковыли. Сухо здесь. Растительность на склонах ксерофитная. А леса и луга только тянутся ленточкой вдоль рек и потоков да яркими зелеными пятнышками сверкают у родников. Дороги на Западном Памире проложены вдоль речных русл, и едущий по дороге путешественник видит стоящие по сторонам густые ивняки, зеленеющие на конусах выносов поливные посевы, кишлачные сады. Все это производит впечатление и само по себе, а уж по контрасту с пустынным нагорьем — особенно сильное. Но если отвлечься от «придорожных» впечатлений, подняться вверх по склонам гор, то обнаружится, что вся юта зелень — всего лишь неширокая полоска, вытянутая вдоль узкого днища глубоко врезанной речной долины. Кругом же — пустыня. Горная пустыня.