Читаем За речкой шла война… полностью

В пути курсант держался за спину, куда отдавала при толчках на ухабах острая боль. Видимо, все же не аппендикс воспалился, а он простудил почки. Или камни в них зашевелились.

Едва-едва успели к проходящему поезду.

– Не боись, Мерабов! До медсанбата я тебя обязательно довезу живым, – по-армейски пошутил Никита. – А дальше – как судьбой назначено.

– Спасибо. – Солдат заметно повеселел. – А можно мне домой заехать, товарищ лейтенант?

– Желаешь проститься перед смертью с родными? – еще раз по-армейски пошутил Никита. – Да не боись ты, не умрёшь. Военная медицина на хорошем уровне, спасут. Военные врачи лучше, чем знахари в твоем пустынном кишлаке.

– Да я не о кишлаке говорю, – гнул свою линию туркмен. – В Ашхабаде живет младший брат моей апа (мамы). Он редактор научного журнала. Давайте в гости сходим к нему? Поедим, отдохнем.

– Гм! – Заманчиво, заманчиво. – Если будет много свободного времени между поездами погостим. Адрес знаешь?

– Да, конышно, знаю. Бывал до армии у него. Три раза. Хорошо живет дядя Ахмед, богато.

После посещения подземного озера в кармане у Ромашкина вообще не осталось ни шиша, только фантики от конфет. Едва хватило на билеты в общем вагоне. Чем перебиваться вонючими столовскими беляшами, лучше в гости сходить. Заодно сравнить, как живёт цивилизованная элита аборигенов и провинциальные «урюки»? У нецивилизованных в гостях уже бывал – вкусно готовят, сытно, но обстановка не стерильная. Теперь надо посмотреть на тех, кто поднялся в эволюционном развитии на несколько ступенек выше.

До поезда в Педжен действительно образовалось «окошко» в двенадцать часов. Можно и на экскурсию.

В течение часа ехали на троллейбусе. Оказались в бескрайних одноэтажных кварталах. Унылый район, состоящий из нескольких сотен глинобитных домишек. Узкие улочки, по которым ветер гонял пыль, песок, мусор. Обрывки газет, словно бумажные змеи, летали между заборами. Впрочем, заборы – не совсем заборы, скорее слепленные глиняные стены, стоящие одна к другой. Чем богаче и значительнее достаток обитателя жилища, тем толще и выше эти стены. Сами домики прятались за дувалами. Жизнь за ними била ключом и вырывалась наружу шумными ватагами ребятишек. Они кидались друг в друга камнями, ругались, стреляли из рогаток. Не дай Бог, врежется в пешехода эта толпа, затопчет и не заметит.

Никита и Мерабов пришли. Чуть ли не самый убогий домик… Единственное отличие от остальных сооружений – невысокий дувал и палисадником с кустиками.

Солдат отодвинул потайную задвижку, приоткрыл скрипучую калитку и вместе с Никитой подошел к дверям. Принялся колотить руками и ногами по крепким деревянным доскам:

– Дядя! Дядя! Это я Рустам! Дядя!

Занавеска в маленьком подслеповатом окошке слегка шевельнулась, мелькнуло женское лицо.

– Тетя Фатима! Это я, племянник Рустам! – обрадовался Мерабов. – Товарищ лейтенант, сейчас нам откроют!

И открыли.

– Салам, Рустам! Салам, командир! – заверещала женщина. – О, Рустам! Как ты подрос! Возмужал! Но до чего ж ты похудел! Пойдем скорее в дом. Заходите, товарищ офисер! Пожалуйста.

Потом о чём-то затрещала на родном, не понятном русскому человеку языке. Из всего потока слов Никита уловил только – аллах, шурпа и бешбармак.

Ага, надо понимать, аллах послал сегодня шурпу и бешбармак. Это хорошо, голодными не уйдем. Еще бы посмотреть телевизор. Сегодня большой хоккей! ЦСКА – Спартак. Ух! Поболеем!

Дяди в доме не оказалось, но остальная семья была вся в сборе. Огромная старуха-мать, тощая, некрасивая (как показалось Никите) жена, пятеро детишек – мал-мала меньше, от трех до двенадцати лет. Они выглядывали из проёма в маленькую комнату, прикрываясь занавеской. Чёрные глазёнки сверкали любопытством. Они перешёптывались, не решаясь выбраться на свет.

Никита озирался по сторонам. На свежевыбеленных саманных стенах – узорчатые, большие ковры и маленькие коврики с орнаментами. Утрамбованные глиняные полы тоже устланы коврами. В центре комнаты лежали несколько толстых одеял, а на них стоял низкий деревянный помост, игравший роль стола. В углу – стопа одеял и подушек, которые упирались в потолок. Телевизор в доме отсутствовал, как и дядя.

Хозяйка пригласила к столу, принесла пиалы с чаем, сахар, конфеты, лепешки.

Перекусив с дороги, лейтенант задремал на мягких подушках в углу. Солдат болтал с родственницами, тормошил ребятишек. Все его мучительные боли куда-то делись в одночасье.

Сколько Никита продремал? Час? Полтора?… Разбудили его громкое щебетание детей и тягучий мурлыкающий голос мужчины.

Ага, дядя пришёл! Кот, как есть кот. Мурлыка. Широкое восточное лицо, раскосые глаза, реденькая, короткая бороденка (телевизор принес?). Дядя протянул маленькие, узенькие, мягкие ладошки – пожал руку. К столу, дорогой товарищ, к столу!

На «постаменте» – тарелки с едой, зеленью, восточными сластями: халвой, сладкими орешками, пастилой. В центре – чайник с заварным чайничком. Аромат!

– Извини, дорогой товарищ, в моем доме не пьют водку. Я сам непьющий.

Перейти на страницу:

Все книги серии Горячие точки. Документальная проза

56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585
56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585

Вещь трогает до слез. Равиль Бикбаев сумел рассказать о пережитом столь искренне, с такой сердечной болью, что не откликнуться на запечатленное им невозможно. Это еще один взгляд на Афганскую войну, возможно, самый откровенный, направленный на безвинных жертв, исполнителей чьего-то дурного приказа, – на солдат, подчас первогодок, брошенных почти сразу после призыва на передовую, во враждебные, раскаленные афганские горы.Автор служил в составе десантно-штурмовой бригады, а десантникам доставалось самое трудное… Бикбаев не скупится на эмоции, сообщает подробности разнообразного характера, показывает специфику образа мыслей отчаянных парней-десантников.Преодолевая неустроенность быта, унижения дедовщины, принимая участие в боевых операциях, в засадах, в рейдах, герой-рассказчик мужает, взрослеет, мудреет, превращается из раздолбая в отца-командира, берет на себя ответственность за жизни ребят доверенного ему взвода. Зрелый человек, спустя десятилетия после ухода из Афганистана автор признается: «Афганцы! Вы сумели выстоять против советской, самой лучшей армии в мире… Такой народ нельзя не уважать…»

Равиль Нагимович Бикбаев

Военная документалистика и аналитика / Проза / Военная проза / Современная проза
В Афганистане, в «Черном тюльпане»
В Афганистане, в «Черном тюльпане»

Васильев Геннадий Евгеньевич, ветеран Афганистана, замполит 5-й мотострелковой роты 860-го ОМСП г. Файзабад (1983–1985). Принимал участие в рейдах, засадах, десантах, сопровождении колонн, выходил с минных полей, выносил раненых с поля боя…Его пронзительное произведение продолжает серию издательства, посвященную горячим точкам. Как и все предыдущие авторы-афганцы, Васильев написал книгу, основанную на лично пережитом в Афганистане. Возможно, вещь не является стопроцентной документальной прозой, что-то домыслено, что-то несет личностное отношение автора, а все мы живые люди со своим видением и переживаниями. Но! Это никак не умаляет ценности, а, наоборот, добавляет красок книге, которая ярко, правдиво и достоверно описывает события, происходящие в горах Файзабада.Автор пишет образно, описания его зрелищны, повороты сюжета нестандартны. Помимо военной темы здесь присутствует гуманизм и добросердечие, любовь и предательство… На войне как на войне!

Геннадий Евгеньевич Васильев

Детективы / Военная документалистика и аналитика / Военная история / Проза / Спецслужбы / Cпецслужбы

Похожие книги

Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов
Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов

Новый роман от автора бестселлеров «Русский штрафник Вермахта» и «Адский штрафбат». Завершение фронтового пути Russisch Deutscher — русского немца, который в 1945 году с боями прошел от Вислы до Одера и от Одера до Берлина. Но если для советских солдат это были дороги победы, то для него — путь поражения. Потому что, родившись на Волге, он вырос в гитлеровской Германии. Потому что он носит немецкую форму и служит в 570-м штрафном батальоне Вермахта, вместе с которым ему предстоит сражаться на Зееловских высотах и на улицах Берлина. Над Рейхстагом уже развевается красный флаг, а последние штрафники Гитлера, будто завороженные, продолжают убивать и умирать. За что? Ради кого? Как вырваться из этого кровавого ада, как перестать быть статистом апокалипсиса, как пережить Der Gotterdammerung — «гибель богов»?

Генрих Владимирович Эрлих , Генрих Эрлих

Проза / Проза о войне / Военная проза