— Это признание поражения, — сказал он мне по телефону. — Если я поеду, то как будто объявлю его смерть неизбежной.
Мы спорили. Он стоял на своем.
Я ничего не мог поделать.
Четырнадцатого января, чуть позднее восьми утра, звонок телефона выдрал меня из кошмарных снов. Я проснулся, запутавшись в одеяле, дезориентированный и неспособный понять звук, который заполнил ранее тихую комнату.
Определив его источник, я поспешил ответить. Мгновенная паника едва не задушила меня, когда я увидел, что это звонят из адвокатской компании.
— Алло, — прокаркал я хриплым со сна голосом.
— Энсон Миллер?
— Он самый.
— Синтия Беллоуз, — мой позвоночник резко выпрямился, и я сел. — Я хотела сообщить, что я подала апелляцию. Они понимают срочность дела, поэтому оно будет поставлено вверх очереди и по возможности рассмотрено наперед остальных.
— И что вы думаете об этом?
Последовала пауза, и мои внутренности превратились в жидкость.
— Я сделала все, что могла. Я изложила весомые аргументы и сделала опору на фактор срочности, чтобы заручиться сочувствием. Я полагаюсь на свою репутацию и надеюсь, что это приведет нас к следующей фазе.
— Хорошо. Как скоро мы узнаем результат?
— Через два или три дня. Они мне позвонят, когда будут готовы выслушать апелляцию... если захотят ее выслушать, конечно. Сторона обвинения будет не в восторге от таких сроков. Они попытаются пресечь нас на основании того, что у них не было времени подготовиться.
Все выходило впритык. Три дня — это уже семнадцатое. Они будут готовить его к переводу в Хантсвилль, на место казни.
— А если они выслушают апелляцию, сколько времени уйдет на принятие решения?
— В данном случае мы попробуем уложиться в одну сессию и позволить судье решать. Максимум две сессии, при условии, что обвинение не попытается нам помешать.
— Ладно.
— Когда я узнаю, вы тоже узнаете, мистер Миллер.
— Спасибо вам. За все. Я понимаю, вы не обязаны это делать, но вы даже не представляете себе, как я это ценю.
— Поблагодарите меня, когда я выиграю апелляцию. Я буду на связи, — она повесила трубку, не прощаясь.
Синтия была той женщиной, которая ненавидит проигрывать, и это заметно. Взяться за дело без гарантированного результата ей было явно непросто. Она пребывала на взводе, как и я сам.
Я плюхнулся обратно на кровать и посмотрел в потолок. Мне надо позвонить Джалену и дать ему знать, но сначала мне было нужно, чтобы Хавьер передал сообщение Бишопу.
Я позвонил по его номеру.
— Я тебя ненавижу, — пробурчал приглушенный голос.
— Я тебя разбудил?
— Да.
— Апелляция подана. Они ускорили процесс, чтобы мы смогли получить ответы.
Хавьер молчал.
— Ты можешь ему сказать? — спросил я.
— Я ему скажу. Как у тебя дела?
— Не очень.
— Так и думал. Ты хоть ешь?
— Ага.
— Мелани сказала, что когда она видела тебя в последний раз, ты показался ей похудевшим. Она сказала, что ты врешь как дышишь и вешаешь мне лапшу на уши.
— Скажи Мелани, что я ценю ее заботу, но я в порядке. Когда у тебя смена?
— После обеда. Не волнуйся, я ему передам.
— Спасибо.
Молчание затянулось, но Хавьер слишком хорошо меня знал.
— Что еще мне ему передать?
— Эм... — я не мог излить душу через третье лицо. Это несправедливо. — Скажи ему, что он не один. Скажи ему... верить в надежду, потому что только это и есть сейчас у всех нас.
— Ты сопливый тюфяк.
— Иди нафиг. Передай ему сообщение.
— Передам. Почему бы тебе не приехать на завтрак? Похоже, тебе не помешает компания.
— Ага. Ладно. Спасибо. Во сколько?
— В десять. Ты меня не вытащишь из постели прямо сейчас.
Я улыбнулся, но получилось натужно.
— Ладно. В десять так в десять.
***
Я выблевал завтрак, а следом стакан воды, который выпил после первой рвоты, чтобы смыть неприятный привкус во рту. Моя утренняя пробежка продлилась два часа, потому что остановка означала мысли, а мысли означали парализующую тревогу, а тревога отправляла меня в туалет блевать.
Прошло три дня, и об апелляции Бишопа ничего не было слышно.
Ничего.
Лишь насилующее уши молчание.
Синтия сообщила, что ничего не может сделать со своей стороны, и надоедание на данном этапе будет бестактностью. Они знали о нашем дедлайне. Мы получим ответы тогда, когда они будут готовы их дать.
Сегодня было семнадцатое. Завтра Бишопа перевезут в Хантсвилль. Я молил и упрашивал Хавьера вызваться добровольцем на сопровождение, но он отказался.
— Это слишком. Я один раз делал это в прошлом и больше не могу, приятель. Особенно зная, что этот парень близок к одному из моих лучших друзей.
Я цеплялся за раковину в ванной и смотрел на темные круги под своими глазами. Прополоскав рот ополаскивателем для полости рта, я включил душ. Я поставил максимальную громкость вызовов на телефоне, решительно настроившись не пропустить звонок, затем встал под холодные струи.
Я дрожал и мылся, мечтая, чтобы это выгнало токсичный суп, струившийся по моим венам и делавший меня как будто больным. Этого не случилось.