За решеткой

— Ладно. Размер ран, найденных на поверхности тела, полностью совпадает с глубиной проникновения лезвия, — он перелистнул слайд, и на экране показалась очередная жуткая фотография. — Здесь, здесь, здесь, здесь и здесь, — он показывал на разные раны на фотографии. — Ширина ран совпадает с максимальной шириной лезвия, и это говорит мне о том, что нападавший совершал удары в полную силу и без колебаний, убеждаясь, что оружие вошло настолько глубоко, насколько это возможно. Следы, заметные здесь, здесь и здесь, остались на месте, где рукоятка ножа вдавливалась в ее плоть, оставляя отметины. Полное проникновение лезвие. Сто процентов силы.

Синтия подняла палец, останавливая мужчину.

— Прошу прощения, я бы хотела вернуться на шаг назад. Вы сказали, что на жертве нет признаков того, что убийца колебался?

— Да, мэм.

— И насколько же вероятно, что нападавший, не используя свою ведущую руку, имел бы достаточно силы и выдержки, чтобы столько раз полностью вонзить нож в жертву, не оставляя следов, которые указывали бы на ослабевание ударов или неловкость?

Доктор Монтгомери сделал задумчивое лицо.

— Не сказал бы, что это невозможно, но явно маловероятно. Раны такой тяжести в таком количестве в итоге выдали бы признаки небрежности или слабости, если нападавший не использовал свою ведущую руку. Глубина проникновения лезвия была бы меньше, и присутствовали бы признаки неловкости в ударах, как вы и упомянули. Нападавший устал бы намного быстрее. Вы когда-нибудь пробовали писать не той рукой, есть, чистить зубы? Вот так и тут. Гипотетически это нельзя назвать невозможным, но, как я и сказал, чрезвычайно маловероятно, что это сделал левша. Учитывая, что это нападение и степень жестокости указывает на преступление, совершенное в порыве эмоций, то чтобы не использовать ведущую руку, нападавший должен был принять сознательное решение действовать вопреки тому, что кажется естественным. В пылу момента большинство людей не имеет возможности продумать нечто подобное.

— Спасибо. Продолжайте.

Обмен репликами все длился и длился, но я не слушал и сосредоточился на Бишопе.

Он был скован по рукам и ногам, и его посадили на небольшом расстоянии от Синтии. Возле него стояли четыре надзирателя из тюрьмы Полански, двоих из которых я узнал. Сонни и Мэйсон. Выражение лица Бишопа было непроницаемым, но внимательным. Он впитывал каждое слово и сидел прямо, словно постоянно ждал подвоха. Ждал, когда ложь вновь поглотит его с головой.

Этого не случилось.

Все, что озвучила Синтия, было непоколебимым. Каждый заданный ей вопрос был точным и хорошо продуманным. Когда прокурор попытался отбить преимущество, она нападала как гадюка, ударяя прежде, чем в сознании присяжных зародилось хоть зернышко сомнения. Все, что она озвучила, бросало тень сомнений на прежнего адвоката Бишопа и его судебный процесс. Слушая и видя это, нельзя было не испытывать ужас. Она была гением.

Зная, кем был Исайя и кем был его отец, я невольно гадал, вдруг они заплатили людям, чтобы те держали рты на замке в ходе первоначального расследования. Чтобы улики уводили от Исайи и указывали на Бишопа. Это звучало нелепо. Такое бывает только в фильмах, верно?

Но, может, это не так.

А может, в первый раз никто особо не боролся, потому что все верили, что истинный преступник арестован.

Когда Синтия вызвала патологоанатома, проводившего изначальное вскрытие, он весь позеленел и вспотел, не в силах дать нормального ответа на вопрос о том, почему в его заключении многолетней давности было полно дыр.

Может, Бишоп столько лет просидел в камере смертника, потому что у одного мужчины было достаточно власти и денег, чтобы защитить своего сына, и он воспользовался этим, чтобы посадить ни в чем не повинного мужчину.

Даже мысль об этом вызывала у меня тошноту.

В июне свои показания дал Хенрик, а также его мать и несколько других соседей, проживавших в то время в здании. Забавно, какими подробными оказались их воспоминания теперь, когда кто-то задавал нужные вопросы.

В день, когда под присягу вызвали Джалена, я через всю комнату ощущал напряжение, исходившее от Бишопа. Он не смотрел на своего брата. Опустив голову, Бишоп все это время смотрел на своего брата.

— Вы когда-нибудь видели, чтобы ваш брат поднимал руку на Аянну?

— Нет, — Джален казался бледным в флуоресцентном освещении зала суда и не смотрел в глаза Синтии.

— Вы когда-нибудь видели, чтобы он поднимал руку на Кеона?

— Нет.

— Кеон был сыном Бишопа?

Мы все знали, что это не так. Суд знал, что это не так. Тест на отцовство подтвердил, что Кеон был сыном Исайи.

— Нет.

— Вы можете описать отношения между Бишопом и Аянной?

— Они были близкими друзьями. В старших классах они какое-то время встречались, но потом расстались. Не знаю, почему, ведь они неплохо ладили. Она на какое-то время исчезла, а потом снова объявилась. Беременная. Она родила ребенка, и Бишоп постоянно с ними виделся. Она приходила на ужин. Он ей помогал. Она опиралась на него. Я думал, может, они решили свои разногласия, и он снова хотел с ней встречаться, но не говорил нам.