За решеткой

— Они увели его, чтобы толпа не окружила его, — сказала Синтия, поймав меня за руку.

С ослепительной улыбкой она протянула мне ладонь для рукопожатия, но я отбросил ту в сторону и сгреб ее в крепкое объятие.

— Вы лучшая. Я даже не знаю, как вас отблагодарить.

Она похлопала меня по спине, но не отстранилась. Она крепко прижала меня к себе и прошептала на ухо.

— Ранее сегодня утром я пообщалась с Нэнси Петти, предыдущим представителем Бишопа. Эта женщина в панике, потому что знает, что я дискредитировала ее данным процессом. Я сообщила ей, что будет подан гражданский иск из-за ее недобросовестного исполнения обязательств. Она готова сделать заявление. Полагаю, она пытается получить поблажку, ибо знает, что поступила неправильно и вот-вот потеряет свою лицензию. Она утверждает, что у нее есть ценная информация относительно Исайи и его отца, Терри Гордона. Ничего еще не закончилось, Энсон. Передайте Бишопу, что дело Аянны вновь будет открыто, и справедливость так или иначе восторжествует.

Мое сердце сжалось, и я крепче стиснул Синтию, когда на глаза навернулось еще больше слез. Не существовало слов, способных выразить мою благодарность.

— Я ему передам. Спасибо вам большое.

Синтия отстранилась из моих объятий и сжала мои плечи, на ее лице сияла редкая улыбка.

— Один шаг пройден, но впереди еще так много. Теперь мы восстановим доброе имя Бишопа и будем бороться за компенсацию. Двадцать лет в тюрьме безо всякой причины? Они за это заплатят, я об этом позабочусь, — она похлопала меня по груди и пригладила мою помявшуюся рубашку. — Но хватит на сегодня. Идите туда, и вам сообщат, где он.

Я сжал ее ладони своими.

— Спасибо вам. От всего сердца.

— Всегда пожалуйста, Энсон. А теперь идите.

Я побежал. За дверью оказался длинный коридор, и я растерянно смотрел на множество дверей. Все они были закрытыми.

Когда Деррик вышел из комнаты в конце коридора, я прибавил шагу.

— Сюда, любовничек.

Я ворвался в двери и резко остановился. Вот он. Свободный. Больше никакой тюрьмы. Никаких ограничений. Никаких плексигласовых барьеров.

— Снимите с него цепи, бл*ть, — гаркнул я, заметив, что оковы оставались на месте.

При звуках моего голоса Бишоп повернулся, и его глаза засияли улыбкой.

— Пока нельзя, — сказал один из незнакомых надзирателей. — Все должно быть оформлено. Нам нужны подписанные бумаги и подтверждение, чтобы сделать это. Он вернется в Полански, но уверяю вас, все будет сделано.

— Все нормально, босс. Еще несколько дней или часов.

— Ничего не нормально. Оставьте нас, — рявкнул я.

Тот же мужчина собирался запротестовать, но вмешался Деррик.

— Брюс, он надзиратель, как и мы. Дай ему поблажку. Мы будем прямо за дверью, — сообщил мне Деррик.

Они ушли, и когда дверь позади меня закрылась со щелчком, я заставил свои ноги шагать вперед. Он здесь. Передо мной. Во плоти.

Момент был таким колоссальным и ошеломляющим, что мы оба не шевелились.

— Ты это сделал, босс. Я свободный человек, — Бишоп покачал головой. — Не думал, что доживу до этого дня, — на его глаза навернулись слезы, и одна слезинка скатилась, прочертив дорожку по лицу.

Я поднял руку, поймал ее большим пальцем, затем накрыл его щеку ладонью. Взгляд Бишопа бродил по моему лицу, но когда он потянулся ко мне, оковы его остановили.

— Проклятье. Я хочу прикоснуться к тебе.

Чувствуя, как что-то в груди екнуло, я притянул его к себе, обхватил обеими руками и обнял так крепко, как только мог. Уткнувшись лицом в его шею, я вдохнул, втягивая его запах в легкие и дрожа от реальности случившегося.

Бишоп прислонился ко мне, не имея возможности обнять в ответ, но принимая это объятие и упиваясь им.

Мы долго стояли так, впитывая друг друга, не в силах пошевелиться, не в силах оторваться друг от друга теперь, когда мы наконец-то оказались рядом.

Спустя какое-то время я чуть отстранился и обхватил его лицо ладонями. Бишоп был намного выше меня, но наклонился и прислонился своим лбом к моему. Безо всякого окна. Плоть к плоти.

— Босс?

— Энсон.

Он усмехнулся и поправился.

— Энсон?

— Да?

— Я никогда прежде не целовал мужчину, но больше года умирал от желания поцеловать тебя.

Мне не нужно было другого разрешения. Я слегка запрокинул голову и нашел его губы своими, скользнув легким как перышко касанием, а потом придвинулся ближе и поцеловал уже крепче.

Его дыхание прервалось, и Бишоп прижался ко мне, ахнув, когда я скользнул языком по его губам. Они в мгновение ока приоткрылись, и поцелуй углубился.

Такими темпами мое сердце угрожало взорваться. Я жаждал этого момента. Мечтал, молился и надеялся на это бессчетное количество раз. Это невероятно.

Наши слезы смешивались, и все же мы не могли оторваться. Это было таким новым и необходимым.

Когда мы прервались, чтобы глотнуть воздуха, то оба не шевелились. Бишоп буквально вибрировал в моих руках, его дыхание было частым и затрудненным.

— Ты как? — спросил я.

— Нервничаю. Радуюсь. Боюсь.

— И ты свободен.

— И я свободен. Боже, как бы мне хотелось, чтобы бабуля дожила до этого дня.

— Она бы так тобой гордилась.