За решеткой

— Вполне нормально нервничать при работе с этими парнями в 12 блоке. Их преступления говорят сами за себя. Ты сам лично столкнулся с насилием, которое может обрушиться на нас, если мы не будем осторожны. Я понимаю. Я не осуждаю тебя и не виню, но готов позвонить в Ай-Макс и договориться, чтобы они компенсировали твои затраты на психолога и здесь. Они не могут забыть о своем человеке просто потому, что он переехал куда-то.

— Я это ценю.

В глубине души я думал, что слишком рано прекратил сеансы, так что неплохо будет иметь возможность поговорить с кем-то. Кошмары прекратились, но неуемность и тревожность никуда не делись. Я каждый день выходил на пробежку и изматывал свое тело, чтобы можно было спать ночью и не думать.

— Ладно. Я позабочусь об этом. А тем временем, у тебя есть категоричные возражения против назначения в какие-либо зоны?

— Нет, сэр.

— Если это изменится, сообщи мне, — он оттолкнулся от стола и протянул мне руку.

Я встал и пожал его ладонь, ненавидя то противное сосущее ощущение в животе от понимания, что мое время с Бишопом теперь будет зависеть от воли случая.

Мой разговор с Джаленом громко звенел в ушах.

«Если я не сумею остановить эту тенденцию, тогда он... близок к концу».

«И кто ж оплатит этого навороченного адвоката?»

Чтоб мне провалиться, если я знал ответы или понимал, что делать. Мое сердце было зажато в тисках, и каждый день кто-то закручивал их еще теснее, и боль нарастала. Она становилась невыносимой.

Глава 14

На следующий день Хавьер сообщил мне, что Джеффери казнили. Его смерть рябью пронеслась по стенам отсека Б и оставила после себя зловещие отголоски. Все мужчины в камерах знали, что их судьба будет такой же. Однажды придет и их черед.

Той ночью мои кошмары вернулись с новой силой, но вместо заключенных, преследовавших меня по бесконечным коридорам заброшенной тюрьмы, я стоял и смотрел, как Бишопа ведут в камеру казни. Будучи безмолвным наблюдателем, я ничего не мог сделать в своем сне, пока они пристегивали его ремнями к столу из нержавеющей стали и ставили капельницу, инъекция которой оборвет его жизнь.

Я никогда лично не присутствовал на казни, так что не знал, совпадали ли мои сны с реальностью. Но чувства и эмоции были самыми настоящими. Я просыпался в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем, в мозгу горели свежие образы докторов с иглами.

Каждую ночь.

Снова и снова.

На той неделе я мельком виделся с Бишопом, но ничто из этого не было приватным. Мы не могли разговаривать или обменяться чем-либо, кроме беглой улыбки.

В следующие три недели я работал в других рядах камер и ни с кем не пытался поменяться сменами, вняв предупреждениям Рея.

Мое исследование дела Бишопа не прекращалось. Я ознакомился с уголовным правом, и меня не раз ставили на место, когда я звонил первоклассным адвокатам и от лица Бишопа запрашивал бесплатные консультации. Один парень поднял меня на смех и выгнал из своего кабинета, когда я спросил, не согласится ли он на оплату только в случае успеха.

Однажды поздно ночью, когда мне не спалось, я вступил в какой-то чат и в привате поговорил со студенткой юридического факультета, которая была более прямолинейной и честной. Мы говорили «гипотетически», по ее предложению, так как она по закону еще не имела права консультировать меня по настоящему делу. Я объяснил ситуацию Бишопа (используя другое имя, чтобы защитить его личность), описал все нестыковки в его деле — по крайней мере, с точки зрения обывателя вроде меня.

Мой неопытный взгляд зацепился за уклонение от родительских прав на Кеона, за явно неполный сбор улик, игнорирование ран Бишопа, явно полученных при самообороне и требовавших лечения в больнице, а также свидетельства соседей, в которых было полно дыр. Наконец, в целом то ощущение, что адвокат Бишопа не боролась за него.

Студентка слушала и задавала свои вопросы. Когда я закончил излагать все, что знал, она сказала, что хороший адвокат без сомнения мог изменить ход этого «гипотетического» дела. По ее мнению, там предостаточно юридических ошибок и игнорирования улик, чтобы подать апелляцию, но придется умасливать, чтобы судья прислушался, поскольку даже работа херового адвоката, который ничего не делал для своего клиента, все равно считалась формальной консультацией.

Так что я вернулся на исходную. Лучший шанс для Бишопа — найти хорошего адвоката, который не побоится пойти против многих лет секретов и лжи. Такого, который готов вытащить на поверхность все ошибки предыдущего следствия, пролить свет на публичного защитника, которая игнорировала или скрывала улики, способные помочь Бишопу.

Идеально. Замечательно. Нет проблем.

Чтоб мне провалиться.