За родом род

Расстроился Михаил. Понял, что парня сейчас напоят. Федотов стоял шагах в двадцати от барака. Сезонники, видно, ввалились в одну из комнат, где затевалась гульба. Он их не видел, но мысленно был среди них, что-то доказывал им на правах справедливого мужика, который всех дальновиднее и мудрее, протягивал руку к Раскову, намереваясь его увести. Пожалуй, он так бы и сделал. Во всяком случае, он постарался бы вытащить мастера из барака и этим самым избавить его от корыстных дружков. Да тут до слуха его долетели нервные крики.

Федотов почувствовал: что-то стряслось. Он чертыхнулся и пошагал, сшибая носками сапог комья каменной грязи.

Навстречу попался завхоз Клеопатра, маленький мужичонка с уныло опущенной головой. Шел, подымая ноги так тяжело, точно они прилипали к дороге и он отдирал их с трудом.

— Чего это там? — спросил у него Федотов.

— Драчка, — ответил завхоз.

Федотов ускорил шаг. Да что-то кольнуло у голенища. Он наклонился и вынул из сапога закрытый чехлом длинный нож. «Где бы оставить?» — подумал и подошел к крыльцу щитового дома. В дверях его разглядел десятницу Веру. Перехватив встревоженный взгляд десятницы, Михаил догадливо ухмыльнулся:

— Не мужа ли потеряла?

Десятница показала за палисадник, где стоял нежилой пятистенок, глазевший разбитыми окнами на стадион.

— Его увел туда Коля Дьячков.

— Для чего?

— Для какого-то разговору…

Федотов понял, что дело худое. Положив нож на выступ крыльца, заторопился на голоса. Минута понадобилась ему, чтоб обогнуть забор вокруг нежилого дома, откуда был виден весь стадион.

Кучка зевак с папиросками наблюдала, желая понять: кто возьмет в стычке верх. Или Борис Кореводин, спортивно сложенный, в сером костюме шофер лесопункта, что доставляет в поселок орсовский груз. Или сын пилорамщика Колька Дьячков, сухощавенький, с блеклыми усиками парнишка, вооруженный кривым коромыслом, которым он махался так страшно, что нельзя к нему было в подойти.

— После нас в больнице не лечат! — орал Колька, стараясь достать коромыслом до упиравшегося спиной в железную штангу ворот Бориса, который, будто боксер на ринге, отскакивал от ударов и ждал момента, чтоб самому налететь на задиру. И он дождался. Кинувшись под коромысло, успел до удара сцепиться с Дьячковым и, сжав его голову сильным захватом, стал жестоко ее наклонять, выворачивая из шеи.

Федотов прошел сквозь толпу суетливых зевак, развалив их на две половины.

— Паленая кура, нешто я уговаривать буду? А ну разойдись, покуда не размахнулся!

Но драчуны не услышали: слишком были увлечены, и Федотов, вытянув руку, точно бревно, опустил ее с силой меж их плеч. Драчуны, разделенные толстой рукой, как границей, не сразу и поняли, что случилось, однако, увидев стоявшего между ними взопревшего Михаила, сообразили, что драку уже продолжать бесполезно.

Кто-то шутливо скомандовал:

— По домам!

И тут все увидели, как к плечу Бориса, неизвестно откуда взявшись, прибилась, взмахнув полами пальто, его молодая жена, уводя мужика с футбольного поля, а Кольку Дьячкова, кипевшего от нерастраченной мести, взял под опеку Федотов, облапив ручищей его мословатую спину, скривив на ней косыми морщинами пальтецо.

— С чего это вы сцепились-то, как петухи? — полюбопытствовал Михаил, ступая с Колькой к центру поселка, откуда летела сквозь визг и хохот песня неистовой Пугачевой.

— Он меня недоростышем обозвал, — ответил Дьячков.

— За что?

— За то, что я с его Верой разговорился.

Михаил не понял:

— Разговорился?

— Ну-у! Шел с ней вместе из магазина. То есть до дому ее провожал. Что ли, нельзя! Довел до калитки, а он тут и есть. Улыбается, ровно я глаз на нее положил, и спрашивает, как изверг:

— Понравилось?

— Понравилось, отвечаю.

— Так вот, недоростыш, — это меня-то он, при моем-то росте сто семьдесят пять сантиметров, — можешь, советует мне, еще с ней раза́ прогуляться. Но перед этим не позабудь заказать в мастерской костыли, потому как я из тебя буду делать хромого… Разве бы ты, Михаил, такое стерпел?

— Да, ядрена-ворона.

— Вот и я не стерпел! Вызвал его побеседовать за поселок. Дуэль не дуэль, но хотел проучить, чтобы хамством не занимался.

Федотов поправил:

— Это, Колюха, не хамство, а ревность! Известный сюжет. Так что ты на него не серчай. Все вы парни что надо! Только нервы у вас никуда. Нельзя из-за этого нам друг дружку увечить. Или не так?

— Так, — согласился Колюха, освобождаясь из-под тяжелой руки огрузневшего Михаила. Освободился и вытянул тощенькое лицо, будто чему-то вдруг изумился: — Ничего себе! А? Сам Иван Севастьяныч! Чего это с ним? Первый раз его вижу такого!

— Ого! — удивился и Михаил.

Мякин стоял, обхватив руками столб у забора. Рядом с ним Ариадна Андреевна, вся раскаленно-румяная от леопардовой шубы и тщетных стараний сдвинуть мужа с заклятого места, к которому он, казалось, прирос.

— Пойдем! — Федотов кивнул на жену начальника лесопункта. — Пособим.

Перепрыгнув канаву, они оторвали Мякина от столба, взяли под мышки и повели, то и дело приподымая, отчего его ноги плыли по воздуху, не доставая ботинками до земли.