«За четыре-пять дней до октябрьского большевистского восстания в одном из наших заседаний в Зимнем дворце я его (Керенского) прямо спросил, как он относится к возможности большевистского выступления, о котором тогда все говорили. «Я был готов отслужить молебен, чтобы такое выступление произошло!» — ответил он мне. «А уверены ли вы, что сможете с ним справиться? » — «У меня больше сил, чем нужно. Они будут раздавлены окончательно».
А ещё через несколько дней этот самонадеянный «глава государства» бежал из Петрограда и целых восемь месяцев скрывался в России, став в одночасье политическим трупом...
Большевистский переворот означал и переворот в сознании быховских узников. Надо было не просто действовать, но и решительно противодействовать новоявленным властителям. Но как? Почти единодушно высказались за то, чтобы пробираться на Дон.
— Казачество настроено антибольшевистски, — говорил Корнилов, — оно станет нашей надёжной опорой.
Девятнадцатого ноября в тюрьму пришёл представитель Ставки полковник Генерального штаба Кусонский, который доложил генералу Корнилову о том, что через четыре часа большевистский Верховный главнокомандующий, бывший прапорщик Крыленко с большой группой матросов будет в Могилёве.
— Генерал Духонин, — сказал Кусонский, — приказал вам передать, что всем заключённым необходимо тотчас же покинуть Быхов.
«Какое мужество! — подумал про себя Деникин, присутствовавший при этой беседе. — Этим распоряжением он подписал себе смертный приговор». Предчувствие это вскоре оправдалось: Духонин был на глазах Крыленко растерзан матросами.
Промедление было бы гибельным для всех узников, и Корнилов приказал, чтобы текинский полк, сохранявший ему верность, был готов к выступлению из Быхова нынешней же ночью. Сам он решил идти вместе с полком, хотя это и было для него крайне опасно. Но бросить свой полк было свыше его сил.
Все генералы приняли решение пробираться на Дон, чтобы затем встретиться в Новочеркасске. Пришлось прибегнуть к маскировке, чтобы не быть опознанными: меняли внешний облик, запасались фальшивыми документами. Уходить на Дон решили поодиночке.
Рота Георгиевского полка не приняла никаких мер к удержанию генералов в тюрьме, солдаты провожали их напутствием:
— Дай вам Бог, не поминайте лихом...
Романовский и Марков решили ехать на Дон вместе. Романовский сменил генеральские погоны на погоны прапорщика, Марков превратился в рядового солдата, денщика Романовского. Они поехали вместе с Кусонским на паровозе до Киева, а там им предстояло добираться до Новочеркасска, руководствуясь собственной инициативой.
Генерал Лукомский превратился в немецкого колониста. А Деникину вручили удостоверение от начальника штаба польской стрелковой дивизии, в котором подтверждалось, что он «есть действительно помощник заведующего 73-м перевязочным польским отрядом Александр Домбровский». Это звучало весьма правдоподобно, так как Деникин хорошо владел польским языком.
С этим документом в кармане Деникин направился на Быховский вокзал. Ознакомившись с расписанием движения поездов, выяснил, что поезд до Ростова-на-Дону будет отходить через пять часов. Чтобы не привлекать к себе внимания на вокзале, он пошёл в штаб польской дивизии.
В польском штабе Деникин познакомился с молодым польским офицером Любоконским, который тоже должен был ехать этим же поездом, чтобы навестить в Ростове своих родных. Это знакомство было как нельзя кстати.
Поздно вечером поезд тронулся. Впереди был полный опасностей и тревог путь до Ростова, а затем и до Новочеркасска.
Радужные надежды Корнилова и Деникина на то, что Дон примет их с распростёртыми объятиями, оказались тщетными. Казачество, всегда бывшее надёжной опорой, власти, ныне, под влиянием революционных событий и, агрессивной большевистской пропаганды, в значительной своей части меняло ориентацию, расслаивалось, делилось на тех, кто был за большевиков, и тех, кто выступил против них с оружием в руках. Но даже и та часть казачества, которая не приняла революцию, не горела желанием встать в ряды Белого движения, ибо в результате рисковала попасть в водоворот новой войны. Казакам хотелось лишь защитить свой Дон, свои станицы, свои курени, сохранить пошатнувшиеся традиции, свою независимость и от белых и от красных.
Это было одной из причин, по которой Белое движение развивалось, можно сказать, черепашьими темпами и едва ли не захлебнулось в самом начале.
Другой, пожалуй, ещё более веской причиной неудач первоначального этапа формирования Белого движения было то, что красные с потрясающей быстротой двинули огромные войсковые массы на Дон. Командовал красными войсками Антонов-Овсеенко. Ядром этих войск были отряды, во главе которых стоял уже ставший известным своими боевыми удачами Сиверс.
На первых порах эти фамилии ничего не говорили Деникину, но верный своему принципу — знать противника, с которым воюешь, он поручил своим штабистам добыть хотя бы краткие сведения об этих красных военачальниках. И вскоре кое-что удалось узнать.