– Врач – не Бог, – сказал на это Вирениус. – Он – только слуга природы. Лечит природа, а врач только помогает ей.
– Э, ну его! – отмахнулся на это рукой Потемкин. – Кабы на Москве это случилось, так послал бы за бабкой какой-нибудь, та отчитала бы, попоила бы какой-нибудь травкой, и я скоро на ногах был бы.
– Ну, теперь мне пока здесь делать нечего, – сказал Вирениус. – Пошлите со мною кого-нибудь, и я пришлю для больного лекарство.
У Яглина опять сладко защемило сердце – и он сказал, что сам поедет с лекарем за этим лекарством. Нечего и говорить, что тут была задняя мысль – опять увидать «гишпанку».
XVIII
Вирениус и Яглин шли всю дорогу, не говоря ни слова. Лекарь был погружен в свои думы и, казалось, не был расположен разговаривать. Войдя в свой дом, Вирениус снял с себя плащ и затем вошел в свою комнату.
Яглин озирался кругом и, казалось, кого-то высматривал.
– Войдите сюда, – произнес лекарь, видя, что Роман стоит на одном месте.
Яглин вошел в знакомую нам комнату.
Лекарь стал ходить по комнате и о чем-то думал. Казалось, он даже забыл о молодом московите. Затем он подошел к полкам, взял скляночку, налил туда сначала из одной колбочки немного жидкости, затем из другой несколько капель и встряхнул. Жидкость от этого как будто немного помутнела. Затем Вирениус подержал скляночку над огнем в горне – и Яглин, к своему удивлению, увидал, что на дно склянки выпал красный осадок.
«И хитрый же народ – эти еуропейцы!» – подумал он про себя.
Вирениус как будто догадался, что думал молодой человек, и обернулся к нему.
– Вы удивлены? – сказал он, рассматривая на свет скляночку. – Это понятно. Вы приехали из такой дикой страны, где едва ли врачебное искусство процветает. Вот я стар, а сам еще и до сих пор чему-нибудь учусь и буду учиться до самой смерти. Вот мои учители, – и он указал на большой шкаф в углу с книгами. – Я их много раз читал, а еще и до сих пор не знаю как следует.
С этими словами он снял с полки один толстый фолиант.
Это были творения отца медицины – Гиппократа[7]
: его «Сборник», в десяти частях, на греческом и латинском языках, изданный во Франкфурте в 1500 году.– Великое творение светлого ума! – произнес Вирениус. – Еще тогда, когда наша страна погрязала во мраке невежества и неизвестности, великий грек уже знал строение человеческого тела. Он знал, как нужны человечеству знания врачевания, и справедливо сказал, что «врач-философ подобен богам». Да будет почтена его память в веках! – Положив эту книгу на место, он взял другую и, показывая Яглину, сказал: – А это – продолжатель искусства отца медицины – Гален[8]
. Он изрек великую истину: «Природа ничего не делает даром». Вот сочинения Мондино, или Раймондо деи Льючи[9], великого Андрея Везалия[10], Фаллопия[11], Каспара Аселия[12]. И много других…– Интересное ваше дело, – заметил Роман.
– Интересное, сказали вы? – спросил доктор. – Разве делать дело милосердия не интересно? Разве возвращать умирающего к жизни, больного к здоровью – не интересно? Я не знаю, что может быть выше этого призвания, и не согласился бы променять свое звание врача на королевскую корону.
Глаза Вирениуса сверкали – и Яглин видел, что последние слова лекаря – не фраза. Он с почтением смотрел на него, на ряд книг и лабораторию и чувствовал, что в душу его вливается что-то новое, желание знать, что написано в этих толстых фолиантах, изучать природу человека, его болезни.
«Откуда это?» – вдруг, опомнившись, подумал он.
И в то же время он чувствовал, что с этой минуты эта лаборатория делалась для него как бы родной и этот иноземный человек, с фанатическим почтением смотревший на книги, близким.
И вдруг точно луч света сверкнул в его мозгу.
«Гишпанка!.. – подумал он. – Она!.. Она это сделала!..»
И нежность Романа к этому дому, к живущим в нем людям удвоилась.
XIX
Вирениус каждый день навещал больного посланника, здоровье которого со дня на день улучшалось. Благодаря этому Яглин почти каждый день бывал в маленьком домике лекаря и очень часто виделся с «гишпанкой».
Вирениус вовсе не был испанцем. Он был итальянец, но женился на испанке, передавшей дочери свою красоту.
Яглину несколько раз хотелось спросить Элеонору о ее отношениях с Гастоном де Вигонем, но каждый раз его останавливали какая-то боязнь и робость, точно он опасался услышать неприятное для себя.
Впрочем, для продолжительных разговоров у них и не было много времени, так как Вирениус постоянно уводил Романа в свою лабораторию и там разговаривал с ним о своем любимом деле – медицине.
Наконец Потемкин настолько оправился, что был в силах подняться с постели.
Во время своей болезни он так привык к своему лекарю, что порой даже скучал без него. При его посещениях он лично, посредством Яглина, разговаривал с ним и расспрашивал его о врачебном деле.