За рубежом и на Москве

– Но не забывайте, что мы – иноплеменники: вы – гишпанка, а я – московит и здесь нахожусь только с посольством.

– Так что же? За любимым человеком я пойду хоть к варварийцам или туркам.

Яглин чуть не подпрыгнул от радости и рассказал ей о предложении, сделанном посланником ее отцу.

– Правда? – радостно воскликнула Элеонора, схватывая его за руку. – О, отец согласится! Я в этом уверена. Я уговорю его.

– Тогда вы будете моей женой! – воскликнул Яглин, позабыв в эту минуту все – и разность племен и веры, и то, что у него в Москве есть нелюбимая невеста.

Теперь он жил только моментом, своей молодой любовью к этой южной красавице, так много обещавшей.

– Пора, – наконец сказала она, когда было сказано немало слов любви и дано клятв и обещаний.

Они тихо двинулись по сонным улицам города, не замечая того, что за ними следует какая-то человеческая фигура, тщательно кутающая свое лицо в плащ.

Яглин и Элеонора дошли до дома Вирениуса. В окнах последнего еще был свет, так как лекарь сидел до поздней ночи за какими-нибудь книгами или рукописями. Элеонора остановилась и подала Роману руку.

– И только? – спросил Яглин, пытливо заглядывая ей в лицо.

Девушка оглянулась кругом, а затем, быстро взяв Яглина за голову, крепко поцеловала его в губы. Никто из них не слыхал, как на противоположном конце улицы кто-то слабо вскрикнул.

Элеонора скрылась в доме, а Яглин, отуманенный поцелуем любимой девушки, тихо пошел вдоль улицы.

– Не думаете ли вы, московит, что нам с вами нужно посчитаться? – вдруг раздался над самым его ухом чей-то голос, и на его плечо опустилась рука.

Яглин остановился и при свете луны узнал закутанного в плащ Гастона де Вигоня, смотревшего на него из-под нахмуренных бровей. Русский сразу понял, что за причина такого внезапного предложения со стороны офицера, с которым он еще недавно обменялся крупными взаимными услугами и с которым они сделались чуть ли не друзьями. Несомненно, тот видел его вместе с Элеонорой.

– Отчего же, – хладнокровно ответил Яглин. – Хотя у нас, в Москве, не приняты поединки, но здесь они в ходу, и я подчиняюсь обычаю.

– Я пришлю завтра к вам своих секундантов, – произнес Гастон и, круто повернувшись, пошел вдоль улицы.

«Вот так напасть! – подумал Роман, стоя на месте. – Не было печали – черти накачали! Ну, да делать нечего – придется, видно, драться. Только где вот свидетелей-то добыть? Наши в этом толка не знают, да и не хотелось бы, чтобы огласка была. А если узнает сам посланник – прямо беда!»

Размышляя таким образом, он дошел до гостиницы. У самого крыльца последней он вдруг наткнулся на каких-то двух человек, из которых один барахтался на земле, а другой тщетно старался поднять его.

– Вставайте, московит! Чего вы валяетесь на земле? Ну, выпили немного, пора и спать! – сказал второй по-французски.

– Ну тебя к лешему, басурманская рожа! – ругнулся первый чистой русской речью. – Чего пристал, ирод? Пусти, говорят! Я дома… и здесь спать лягу…

Но француз не понимал слов пьяного московита и все продолжал уговаривать его, стараясь поднять, но так как он и сам был пьян, то также то и дело падал на землю.

– Ну, черт с вами… лежите, что ли, здесь!

Яглин подошел поближе и узнал в пьяном русского подьячего.

– Пойдем, Прокофьич! – сказал он, беря товарища под мышки. – Если Петр Иванович узнает, что ты пьяный по улицам валяешься, то он опять велит тебя батогами бить.

– А, это ты, Романушка! – сказал подьячий. – Домой, говоришь? А на какой ляд домой-то? Я гулять еще хочу. Айда-ка, Романушка, вон с ним… как его?.. Ба… Ба… Баптистом… в то кружало, где мы сейчас с ним были! Ну и вино же, я тебе скажу!.. А девки – просто малина!

– Порядочно выпил ваш товарищ! – сказал Яглину Баптист. – Не удержишь его, как наляжет на вино.

Наконец оба они кое-как поставили подьячего на ноги, довели и уложили в постель, где подьячий скоро уснул.

– Постой, Баптист, – сказал Яглин, видя, что солдат хочет уходить. – Мне нужна будет от тебя услуга.

– Приказывайте, господин московит.

– В городе у тебя, наверное, немало знакомых. Да? Мне нужно двух свидетелей для поединка. Можешь найти мне их?

– Поединок? С кем? – насторожил уши Баптист.

– С одним офицером.

– Стало быть, вам нужны люди благородной крови, – рассудил Баптист. – Я разыщу. Завтра же они придут к вам.

– Хорошо! Это дело нужно покончить поскорее, так как посольство может уехать из города в скором времени.

Баптист откланялся и ушел.

«Вот и на поединок нарвался, – думал Яглин, оставшись один. – Что-то будет? Быть может, этот бешеный рубака проколет меня насквозь – и я уже более не увижу Москвы златоглавой!»

XXI

На другой день Яглин еще спал, когда его разбудил подьячий.

– Вставай, Роман! Там какие-то гишпанские дворяне пришли. Баптист говорит, что к тебе.

Яглин живо вскочил на ноги, оделся и сбежал вниз. Там, на улице, около двери, стояли два каких-то человека со шпагами у бедра. Один из них был низенький, толстый, с рыжей растительностью на лице; другой – тонкий и высокий, с франтовски закрученными кверху усами и холеной бородкой. Яглин поклонился им.