За руку с его величеством

И оно действительно случилось. Всего через несколько месяцев после того, как молодой еще Риэн отмахнулся от чужого мнения, даже не попытавшись вслушаться в доводы, которыми его столь старательно пытались убедить.

Она задерживалась на их вечернюю встречу. Всегда пунктуальная Ая не могла опаздывать просто так, поэтому Риэн не сомневался, что что-то успело случиться. И он, чувствуя пока еще легкий тревожный звон внутри, пошел на ее поиски. И нашел. Несколькими улицами ниже, у самой реки.

Одинокая стройная фигурка стояла на берегу и смотрела на что-то под ногами. Риэну сразу не понравился ее взгляд – безразличный, холодный, чужой. Это не было похоже на взгляд его Аи.

Подойдя ближе на несколько шагов, он увидел зажатый в узкой ладони черно-серый кристалл, который молодая ведьма всегда носила на шее. Без него Риэн не видел ее ни разу.

А потом его взгляд скользнул ниже, в траву у самой воды.

В тот момент он понял, что никогда не сможет избавиться от этого воспоминания. И оказался прав, пронеся его через тысячелетия…

Это была девушка. Лиана. Они оба хорошо ее знали.

Облаченная в просторное бежевое платье, она лежала, раскинув руки в стороны. Ее светлые волосы рассыпались вокруг головы, перепутавшись с темной травой. И распахнутые в ужасе глаза, некогда голубые, были абсолютно черными, будто… будто из нее вытянули всю душу…

Сложно сказать, от моих ли слез защипало мне глаза, или же они принадлежали потрясенному до глубины души Риэну.

Айри же, не обращая внимания на мертвую девушку, медленно повернулась, холодно взглянула на мужчину и четким звонким голосом заявила:

– Ты мой. Я никому не позволю забрать тебя.

Четыре дня. Ровно столько он скрывался от нее, беспрерывно размышляя. Он думал о словах старейшин, о том, что видел и слышал сам. Думал, думал… и в конце концов созрел для того, чтобы прийти на совет.

– Это не она, – решительно проговорил он неожиданно сломавшимся голосом – чужим, грубым, твердым.

Он будто возмужал, вырос за эти несколько дней, как за добрый десяток лет, потеряв где-то там, на берегу, жизнерадостного мальчишку и превратившись в серьезного взрослого мужчину.

Это стало началом конца. Любовь превратилась в ненависть, а ненависть – в желание остановить.

Той же ночью он уехал, не оставив ни одной подсказки, где его искать. Уехал далеко-далеко, чтобы она не смогла его найти, и уже там старательно шел к тому, для чего его готовили с детства. Он готовился вступить в ряды старейшин, желая стать великим воином.

Так прошел год, другой, пятый, седьмой. Он не забывал о ней, а она всегда помнила о нем.

Но лишь одна встреча и взгляд глаза в глаза, и в бескрайней пустыне ненависти вдруг проклюнулся росток давно забытого чувства. Любовь, что вспыхнула вновь, неожиданно и неотвратимо. Любовь, что возродилась лишь в ней…

Он видел ее в зеленых глазах Аи, которые по непонятным причинам продолжал отчетливо помнить. Видел, как холодное безразличие взрывается и рассыпается тысячей осколков, оставляя после себя что-то теплое, светлое, искристое.

Он все видел. И ему не было до этого никакого дела.

Совет продолжал подкладывать ему новые разработки ведьмы, списки преступлений, что она совершила, свои опасения на ее счет. И за семь лет старейшины сумели добиться желаемого: Риэн искренне считал ненавистную ведьму большой опасностью.

И он знал, как ему спасти их всех. Знал, что ему нужно делать.

Так началось большое предательство.

Он сделал вид, что тоже вспомнил старые чувства, притворился, что вновь полюбил, а Ая была так поглощена и ослеплена им, что не заметила подвоха.

Прошел месяц, и она снова сделала это – снова убила, подтвердив худшие опасения Риэна.

– Я люблю тебя, – шептала она, стоя перед ним на коленях, не пытаясь стереть дорожки горячих слез со щек, – люблю тебя, Риэн, столь сильно, что не могу дышать! Это чувство душит меня, ты душишь меня! – Она не кричала, лишь хрипло шептала, торопливо, путаясь в словах и мыслях, – хотелось сказать многое, но выходил какой-то невнятный бред. – Я люблю тебя! – вновь с мольбой воскликнула ведьма.

А Риэн с высоты своего роста смотрел в ее блестящие от слез глаза, но видел другие, пустые и черные. Застывший взгляд убитой девушки.

– Любишь? – переспросил он так тихо, что она с трудом расслышала.

Но, все же услышав, невероятным образом приободрилась, подалась ближе, прижалась сильнее и отчаянно закивала:

– Люблю, больше жизни, больше всего на свете!

Это было то, к чему он так долго шел. Чувство, что заволокло ее разум, отключая инстинкты. И признание, заставившее и ее саму в это поверить. Причина, по которой ведьма теперь сделает все, что он захочет.

– Завтра ночью в храме в горах, – бросил он, как кость, и, легко освободившись от ее хватки, развернулся и ушел, оставив сидящую на земле девушку глотать слезы.

Он не знал, да и плевать ему было на то, были ли это слезы радости или горя.