За семнадцать дней до апрельских календ

Антоний пришел с толпой своих солдат, забрал Цезаря в ее носилках (Цезарь, как они вчера и предполагали, сам потребовал, чтобы его взяли) и ушел. Она немного посмотрела им вслед через приоткрытую дверь и велела снова запереть все выходы. Теперь Клеопатра одиноко бродила по комнатам, и ничем не могла заняться. Многие из ее египтян спали, спал и Птолемей Цезарь (зато ночью он спать не любил, а любил, чтобы няньки пели ему песни и рассказывали сказки, и чтобы мама была рядом и никуда не отходила, иначе он принимался реветь, а реветь Птолемей Цезарь мог часами, не останавливаясь). Она все-таки зашла в его спальню, рассеянно выслушала шепот нянек, что все в порядке, мальчик спит сегодня спокойно, подошла к кроватке, поглядела на сына, сдерживая рукой зевок, и тихо вышла. Следующей на ее пути была комната, отведенная для птолемеевых игр. Она выгнала взмахом руки рабов, чистивших ковры, и присела на ложе в углу. «Только не спать!» Стала перебирать сложенные на полу игрушки. Повертела в руках деревянного слоника и отложила. Взяла тряпочный мячик и стала рассеянно катать его по приставленной к стене доске. Мяч касался стены и скатывался обратно к ней в руку.

«Интересно, что они сейчас делают? Сначала в сенат — это ясно, а что дальше? ЭТИ ушли на гору со своими рабами — вдруг они тоже решат вернуться? Сколько их там? Антоний вчера ответил, что не уверен, думает, что сотни две. Ой ли? Цезарь выводил их на арену тысячами, так неужели во всем городе их нашлось только две сотни? Хотя, если даже и больше — говорено уже с Антонием — наверное будут ждать. Антоний сказал, у них еще есть друзья в сенате. Будут там спорить. Они здесь вообще страшно любят болтовню».

Война — мужское дело и в Египте, и в Риме, и для Клеопатры было не внове сидеть и ждать, пока мужчины выясняют, кто из них сильнее. Сама она уже сделала все, от нее зависящее — выбрала того, который умнее, и до сих пор не пожалела об этом. Оставалось только сдерживать зевоту и представлять себя на месте Цезаря. «А когда наговорятся, Антоний, наверное, все-таки нападет на заговорщиков на горе».

Что-то мешало ей сидеть спокойно, что-то было неправильно… Мячик докатился до стены… Постоял мгновенье… Медленно покатился обратно… «А на горе здесь крепость. А у Антония…» Она поняла наконец, что было неправильно. Вскочила, выбежала в соседнюю комнату и приказала одному из ожидавших у дверей рабов-чистильщиков:

— Иди и приведи сюда Литавикка. Быстро.

12. Цезарь

Проснулся он только утром. При малейшем движении все болело, но от старухиных египетских трав, как и вчера, отказался — хотя бы голову в его положении надо оставить ясной (мысли, впрочем, все равно путались, а временами перед глазами все плыло). Оказалось, однако, что Антоний уже сам все разумно устроил. Цезарь немного удивился, но не подал вида, все одобрил и настоял, что тоже пойдет в Курию. Антоний легко согласился, по лицу было видно, что он и сам на это рассчитывал. Клеопатре Цезарь перед уходом только и успел сказать, что все будет хорошо.

Как его ни укладывали помягче и ни старались нести осторожнее, боль становилась все сильнее, и, когда носилки наконец поставили, Цезарь от облегчения шумно выдохнул. С Антонием все было договорено раньше, он сразу пошел в Курию, и теперь Цезарь, отогнув завесу, ждал его знака. «И там, откинув полог, я восстану из мертвых. Тартар, как в трагедии. И ко всему еще носилки бабские… Ох, ну и песенки же про меня будут петь — еще пожалею, что не умер». Один из центурионов, стоявших вокруг носилок («Из Пятого, бывший примпил[7], зовут Гай Каррина, ушел из легиона прошлой осенью, получил надел в Кампании»), наклонился и спросил:

— Император, что делать с вон той толпой? Может, ударим первыми?

Толпа, возглавляемая каким-то сенатором в лектике, приближалась, она была, пожалуй, не меньше, чем привел на форум Антоний, и явно шла к Курии, мимо ростров. Там были одни мужчины, и… да, точно, все вооруженные. Ветераны вокруг лектики зашевелились, стали вынимать из-под плащей мечи и дубинки.

— Постойте, — проскрипел Цезарь, подняв согнутую в локте руку. Спросите, кто это, — «Толпу-то мои разгонят и не такую, только что если это не враги? С Капитолия же никто пока не спускался».

— Кто идет? — крикнул по-лагерному Каррина.

— Квинт Фабий и с ним род Фабиев! — лектикарии по знаку сенатора приблизились, а толпа остановилась. Сенатор оказался седенький старикашка с замотанной тряпками рукой и тоненьким голоском. — Для защиты республики от изменников! А кто вы такие?

— Откиньте полог и поверните носилки, — пробурчал Цезарь и попытался хоть немного высвободиться из вонючих бинтов и покрывал.

— Здесь Император Гай Юлий Цезарь и его люди, — как мог громко ответил он. Старичок сморгнул, но остался невозмутим. Сразу ловко слез с носилок и подошел ближе. Сощурившись, всмотрелся.