За Северным Ветром (СИ)

Столицу окружали четыре города - острова: Берес, что располагался ближе всех к Большой Земле, Варгл, западный остров, самый северный – Дален, и южный - Рамила. Солнцеград с другими островами соединяли широкие мосты, пройти по которым могли даже массивные, с загнутыми бивнями мохнатые ингры[1]. Мосты, возведенные на мощных арочных опорах самими Богами во времена Золотого Века, пережили даже ненастья Ледяного Века. Грандиозные морские дороги считались оберегами и гордостью стольных островов. Между Бересом и Солнцеградом был построен надводный порт Идра, самый большой и оживленный порт Сваргореи.

Стоял теплый червень[2], первый месяц лета, когда блуждающие льды почти не приходят с Далекого Севера. Прекрасное время для судоходства. Множество кораблей постоянно прибывало, отбывало и отдыхало в порту. Деревянные, резные, из темного, медового, реже – белого дерева, созданные для путешествий между многочисленными островами северной Сваргореи. Паруса - белые с красными рунами, наоборот - реже; гальюны украшены головами Перуна или Стрибога, защитниками мореплавателей. Иногда на носу корабля изображали Полоза, надеясь на защиту строптивого Бога морской стихии.

Мир и покой царил в шумной, оживленной столице. Давно прошли те темные времена, когда острова севера, да и сама Большая Земля, были охвачены междоусобным раздором. Тысячу лет назад воин-волхв по имени Светлогор объединил воющие земли, став первым царем единой Сваргореи. Столицей провозгласил свой родной город-остров, один из древнейших городов, возведенный еще в Золотом Веке, Солнцеград. С тех пор не поднимали мечей друг на друга братья-сварогины. И каждый год, в самый долгий день месяца червеня, когда солнце не заходит за горизонт, вместе с праздником ясноликого Даждьбога-Хорса отмечают люди и день Мира.

Юноша вздохнул и закрыл книгу. Он уже наизусть знал историю своего прославленного предка, и вновь читать ту же древнюю былину, только в пересказе другого летописца, ему не хотелось. Молодой человек устало посмотрел в окно: словно на ладони раскинулся Солнцеград, как и в летописи, купавшейся в лучах теплого вечернего солнца. Вдалеке, почти на горизонте, между белокаменными башнями, теремами и домами можно было разглядеть блеск моря. Ах, как ему хотелось туда! Особенно сейчас, в пору лета, когда корабли безопасно путешествуют между островами. Как же хочется вырваться из душной ученической кельи. Лучше бы родиться в семье рыбака. Или погонщика ингры. Или.… Любой удел виделся юноше намного привлекательнее своего собственного – удела наследника престола. С ним никто и никогда не разговаривал на равных, даже в детстве друзья играли с ним в игры почтительно. Да и друзьями ли они ему были? Царевич грустно вздохнул, посмотрел на книгу и положил фолиант на стол.

Дни, проведенные за стенами Ведагора[3], походили один на другой. Серые, безликие, скучные. Ранний подъем, молитва, скудный завтрак, упражнения в языке, упражнения в точных науках, затем легкий полдник, упражнения в борьбе, фехтование, затем короткий отдых, обед и упражнения в волхвовской науке для воина, Правосиле. После простого ужина – стакан воды, упражнения, заданные учителями для самостоятельной работы, молитва и сон.

Царевич учился вместе с другими детьми – сынами веденеев[4], казначеев, князей, купцов, и тех, кто поступил на обучение просто, по своему желанию и дарованию. Такие дети были очень способные, учились усердно. И царевича они удивляли до глубины души. Он бы с превеликой радостью поменялся бы с кем-нибудь из них местами и бежал домой. Одиннадцать лет учебы в Ведомире[5], затем год в Ведагоре… и еще пять лет. Затем служба, еще пять. Потом нужно будет стать помощником кого-нибудь из царских веденеев, начинать государственные дела. Жениться. На той, кого выберет для него отец. Она должна быть умной, закончить обучение в Сестринском Ведагоре[6], и происходить из богатого, знатного рода. О любви тут думать нельзя. Юноше казалось, что ему вообще думать нельзя, разве что над упражнениями в домашнем задании. Всю жизнь за него все решали окружающие, решают сейчас и решать будут. До тех пор, пока он не займет престол своего отца. А там – и подавно. Где это видано, чтобы царь по сердцу жил? Вся жизнь виделась безрадостной, тяжелой и неинтересной. Царевич не раз говорил отцу о своем желании отречься от престола в пользу старшей сестры, Лады, но Драгомир был непреклонен. «Ты, Веслав, занять трон должен, - говорил владыка Солнцеграда. – Только ты, мой единственный сын, и никто другой».