За соболями

Как только китайцев стали прижимать в тайге на соболином промысле, перестали допускать на казенные оброчные статьи, а крестьяне начали удалять их с заимок, они бросились на мелочную торговлю. Надо поражаться, с какой быстротой китайцы сорганизовались, покрыв своими мелкими торговыми предприятиями, как сетью, весь Уссурийский край.

Китайские купцы Владивостока, Никольска-Уссурийского и Хабаровска кредитовали купцов в урочищах и больших селах; эти посредники в свою очередь снабжали продовольствием и предметами первой необходимости мелких китайцев-торговцев, устроившихся в маленьких деревушках, расположенных на границе лесных насаждений. В их лавках постоянно ютились искатели женьшеня, охотники и звероловы, здесь процветали курение опиума, банковки и другие азартные игры.

В 1919 г., когда выяснилось катастрофическое положение русских денежных знаков, золото и серебро стали быстро подыматься в цене, а также и пушнина. Всем казалось, что меха имеют значение валюты.

Усиленный спрос на собольи шкурки привел к тому, что цены на них в иенах и американских долларах поднялись ровно в три раза против того, что они стоили до войны и революции.

Такое ненормальное положение вещей не могло затянуться надолго. И, действительно, в 1921 г. спрос на соболя падает, и шкурка его начинает быстро дешеветь. Настоящие скупщики пушнины, привыкшие с опаской и недоверием относиться к такого рода «фейерверкам», постарались ликвидировать пушнину своевременно; а спекулянты, имевшие первый раз в жизни у себя на руках меха и совершенно незнакомые с положением мехового рынка в Америке и на Дальнем Востоке, жестоко поплатились. Пушнина многих из них совершенно разорила.

VII

Было бы ошибочно думать, что скупка пушнины у туземного населения дело легкое. Скупщику соболей приходится ежегодно покрывать многие сотни верст, зимой ночевать под открытым небом, часто голодать и подвергаться всевозможным случайностям, с которыми всегда связано путешествие по тайге, где иногда целыми неделями нельзя встретить ни единой души человеческой.

Скупщики соболей — это народ дошлый. Алчная нажива — вот тот стимул, который заставляет их рисковать жизнью. Очень часто предприятия их рушатся, и нередко дело доходит до человеческих жертв.

Для иллюстрации приведу два примера.

Однажды, в 1905 году, два китайца (Су-лян-тэи и Чан-сун) отправились в прибрежный (Ольгинский) район за скупкой соболей. Они захватили с собой десять ящиков ханшина^[2]), который намеревались выгодно променять на пушнину.

До залива Джигит свой ценный товар они доставили на пароходе. Здесь они наняли удэхейца Сале, который должен был везти их далее на лодке, вдоль берега моря, от одного селения до другого.

Первые дни плавание их было благополучное, но когда они подходили к реке Амагу, ветер засвежел и вскоре перешел в шторм.

К самому берегу лодка подойти не могла, потому что ветром сюда нанесло множество раздробленного льда. Оценив положение, Сале надел лыжи, привязал к поясу конец тонкой длинной веревки и по волнующейся, кашеобразной массе мелкого льда бегом добрался до берега.

Вступив на твердую землю, он привязал лыжи к бичеве, которую тащил за собой, и стал китайцам кричать, чтобы они тянули ее к себе.

Китайцы поняли, что Сале предлагает им проделать то же, что и он. Но им жалко было оставить ханшин на произвол судьбы. Ведь, за него можно получить много хороших соболей! Они решили не покидать лодки, взяли шесты в руки и стали делать попытки еще продвинуться к берегу. Пока они пререкались, нашла огромная волна. Сале видел, как лодка взметнулась кверху, корма ее осела и в следующее мгновение из нее посыпались ящики… Когда волна докатилась до берега, лодка плавала среди льда дном кверху. Оба китайца погибли.

О том, каковы нравы промышленников, всегда склонных променять звероловство на охоту за человеком, свидетельствует следующий случай имевший место в 1909 году в тайге между реками Викином и Иманом.

На станцию Губарево прибыли два охотника. Один из них был рослый детина лет сорока, с рыжими волосами, другой — коренастый, с темнорусой окладистой бородой, лет тридцати пяти. Первый имел угрюмый характер и был молчалив, второй — степенный, но словоохотливый. Рыжеволосый говорил тихо и всегда озирался по сторонам; человек с бородой был, как говорится, себе на уме. Своими разговорами он вызывал других на откровенность и из слов собеседников делал для себя соответствующие выводы.

Охотники объявили в соседних деревнях, что приехали они на соболевание и намерены пробыть в тайге всю зиму.

Место, выоранное ими на р. Силане, оказалось удачным. Тут было старое зимовье. Они привели его в относительно жилой вид и затем отправились на осмотр ближайших окрестностей. Через несколько дней они точно знали, что на р. Бейцухе соболюют тазы, на р. Хоннихезе — два китайца и на Малом Силане — один кореец.

Оба охотника вели себя очень странно; ловушек на соболя они не устраивали вовсе, вставали поздно, изредка ради забавы ходили на охоту за рябчиками, после обеда отдыхали и рано ложились спать.