За спиной была Москва (СИ)

Корреспондентам о бое сообщил комиссар дивизии. Который, в свою очередь, опирался на донесение комиссара полка, которого Капров действительно мог не видеть.

"...Никакого политдонесения по этому поводу я не писал..."

А вот здесь совсем интересно. Командир полка не мог писать политдонесение по определению. У командиров и штабных работников были другие формы отчетности. Политдонесения (иначе говоря, донесения о политико-моральном состоянии части или подразделения) писали политработники, которые строевых командиров с ними обычно не знакомили. Еще бы, в них могли быть и отрицательные характеристики на самого командира.

Одно это утверждение полковника Капрова говорит о вынужденности его показаний. Во время допроса ему явно "подсказывались" правильные ответы. Его отношение к этим вопросам выразилось в том, что разъяснять эту простую вещь прокурорскому чину он не стал. И с чистой совестью подтвердил, что политдонесение он не писал. Умолчав о том, что политдонесения он не писал вообще. Никогда. Поскольку не был политработником.

И кстати. Почему никого не заинтересовал тот факт, что в справке прокурора Афанасьева не отражен допрос комиссара полка Мухамедьярова? Ведь это же было его политдонесение. Он на тот момент был жив и даже находился в кадрах Советской Армии, так что допросить его трудностей не составляло. Так почему?

Его же допрашивали. Протоколы его допросов читал академик Куманев. Почему показания Мухамедьярова в справке не использованы? Были неудобны для обвинения?

И почему, кстати, следователи Главной военной прокуратуры допрашивали кого угодно, всех, кто мог судить и рядить о том бое со стороны, но не оставшихся к тому времени в живых участников того боя Героев Советского Союза - Васильева, Шемякина, Шадрина и Тимофеева? Последние двое, кстати, получили золотые звезды уже после освобождения из плена в 1945 году. После войны. После тщательных проверок.

"...Я не знаю, на основании каких материалов писали в газетах, в частности в "Красной звезде", о бое 28 гвардейцев из дивизии им.Панфилова.

В конце декабря 1941 года, когда дивизия была отведена на формирование, ко мне в полк приехал корреспондент "Красной звезды" Кривицкий вместе с представителями политотдела дивизии Глушко и Егоровым. Тут я впервые услыхал о 28 гвардейцах-панфиловцах. В разговоре со мной Кривицкий заявил, что нужно, чтобы было 28 гвардейцев-панфиловцев, которые вели бой с немецкими танками. Я ему заявил, что с немецкими танками дрался весь полк и в особенности 4-я рота 2-го батальона, но о бое 28 гвардейцев мне ничего не известно... Фамилии Кривицкому по памяти давал капитан Гундилович, который вел с ним разговоры на эту тему, никаких документов о бое 28 панфиловцев в полку не было и не могло быть. Меня о фамилиях никто не спрашивал.

Впоследствии, после длительных уточнений фамилий, только в апреле 1942 года из штаба дивизии прислали уже готовые наградные листы и общий список 28 гвардейцев ко мне в полк для подписи. Я подписал эти листы на присвоение 28 гвардейцам звания Героя Советского Союза. Кто был инициатором составления списка и наградных листов на 28 гвардейцев - я не знаю".

И снова вопрос об инициаторе составления списка и наградных листов. То есть, само по себе представление к награждению в глазах прокуратуры является преступным деянием. Видно, что ему настойчиво задавался вопрос о том, чья инициатива была в представлении панфиловцев к награде. Капров повел себя осторожно и разумно. Не стал кивать на вышестоящих. Не знаю - и все.

И снова утверждения о том, что боя двадцати восьми не было. Потому что был бой роты, батальона и всего полка. Только общая картина всегда состоит из подробностей. И если полковник об этих подробностях молчит, значит, они никому не интересны. По его словам, все сводилось к героическому сражению, который вел весь возглавляемый им полк. А полк, если говорить честно, от немецкого удара просто рассыпался. И вина за это не его бойцов, а в первую очередь его командира.

Что же касается того, что документов о бое 28 панфиловцев в полку не было, то ничего удивительного в этом нет. Полк был разбит, какие могли быть в нем документы? Не удивительно и то, что о подвиге бойцов политрука Клочкова под разъездом Дубосеково полковник Капров узнал только от представителей политотдела дивизии и значительно позднее. Полковники обычно и "отступают", ничего не зная о тех рядовых, которые дают ему возможность благополучно "отступить". Только кого-то из отступивших полковников потом интересуют имена и подробности, а кого-то не очень. Особенно, если при этом приходится переживать больше о своей собственной судьбе, да еще и в условиях возможного трибунала. До каких ли тут рядовых солдат, где-то и при каких-то обстоятельствах погибших?

И, наконец, итоговый вывод, сделанный главным военным прокурором на основании всех этих "доказательств".