В то утро на работе каждое лицо, вплывающее в поле моего зрения, несло на себе отпечаток преступного прошлого. По крайней мере, мне так казалось. Я говорю не о юных дарованиях со свеженькими личиками и с папками собственных снимков под мышкой, а о тех, кто стоял за ними, кто зарабатывал на модельном бизнесе деньги: об агентах и искателях талантов, о клиентах и сопровождающих их лицах. Совершенно неожиданно каждое их движение стало казаться мне подозрительным: спешная просьба о встрече с кем-то, то, как они ерзали в своих креслах, бубнили в свои мобильники, ожидали препровождения наверх. Все они были насквозь корыстными, продажными типами, не так ли? До своей аудиенции у Кровавой Роуз я ни разу в жизни не смотрела в глаза преступнику, даже не предполагала, что окажусь в подобном обществе. Теперь же могло показаться, что это я не от мира сего — «мисс Лопушок», временная секретарша на приеме посетителей, которая отчаянно пытается оплатить свои счета законным путем.
С приближением ланча мысли постепенно обрели конкретное направление.
— Ты когда-нибудь совершал преступление?
Эту фразу Слим услышал, едва успев снять трубку. Это вам не какое-нибудь «Привет!» или «Ты уже оделся?». И все же к моему вопросу он отнесся достаточно здраво. Я даже слышала, как он жует что-то на том конце, правда, подбирая подходящий ответ. Вопреки показаниям часовой стрелки, в моей голове мелькнула пугающая мысль: что бы Слим ни жевал, он, по всей вероятности, считает это завтраком.
— Циско, — произнес он наконец, — все мы в той или иной мере преступники.
Я метнула взгляд на единственного посетителя в приемной. Мужчина стоял у вращающихся дверей, где всякий раз, когда кто-то входил в здание или выходил из него, сквозь стекла ярким клинком вспыхивало солнце. Этот парень уже какое-то время околачивался у входа, что нельзя считать такой уж диковинкой в бизнесе, построенном на обязательном для всех и каждого принципе напряженного ожидания. Забить тревогу следовало еще утром: он читал вчерашнюю газету. Больше того, его стрижка под машинку вполне подходила под описание образцового полицейского, что убедило меня говорить в два раза тише.
— Только не я, — заявила я Слиму, уставясь в ежедневник, раскрытый у меня под носом. — За всю свою жизнь я ни разу не преступила закон.
— Еще как преступила. И недели не прошло.
— Ну, переборщила с водой для ванны, — признала я, но прикусила язык, так и не объяснив, что половина воды ушла на то, чтобы отчистить напластования грязи на уровне линии прилива прежде, чем я решила воспользоваться ванной. — Но это не правонарушение, Слим, это вовсе не то же самое, что оставить лужу мочи под сиденьем унитаза. И вообще, если уж на то пошло, во всем виноват кто-то из вас, парни!
— Поверь мне, — настаивал Слим, — ты тоже не в ладах с законом.
— Я обнаружила некий посторонний предмет в электророзетке. Вы с Павловым можете сесть за преступления против человечности.
— Я имею в виду особо важное вещественное доказательство, — Слим продолжал вещать, словно дешевый адвокатишка. — Не бычки, найденные в пепельнице, поскольку обвиняемая всегда может отрицать факт затяжки, но игру, которую она приобрела. Это неопровержимое свидетельство того, что ты тоже не ангел, Циско.
— «Денежный залп», что ли? А что в нем такого?
— Ты купила игру на черном рынке.
— Откуда такая уверенность? — Я переложила трубку из одной руки в другую как раз в тот миг, когда по стенам хлестнул солнечный кнут. Вздрогнув, я вскинула голову: стриженный ежиком парень с газетой удалился. Я не была уверена, что могу вздохнуть с облегчением, но все равно выпрямилась. — Согласна, я купила ее не в супермаркете, — продолжала я разговор, — но это еще не значит, что диск паленый.
— Обложка представляет собой цветной ксерокс, Циско. Это настолько явно пиратская продукция, что у парня, который тебе ее продал, должно быть, имелись деревяшка вместо ноги и попугай-похабник на плече. Пересчитай сдачу, если не веришь. Обрати особое внимание на восьмипенсовые монеты.
— Ладно, — уступила я. — Но, кажется, это не делает меня сообщницей тяжкого преступления.
— Да ну? — не смутился Слим. — Прямо сейчас денежки, которые ты за нее выложила, крутятся в зловещих махинациях контрабандистов, промышляющих наркотиками.
— Да она обошлась мне всего в пару фунтов, — взмолилась я. — Что на них купишь? Упаковку парацетамола и автобусный билет до города?
— Я только говорю, что ты тоже правонарушительница. Купила нелицензионную копию, но не мне тебя упрекать, поскольку моя консоль все равно взломана.
— Что случилось? Ты уронил на нее что-нибудь?
Слим пояснил, какой смысл обрел глагол «взломать» в эпоху новых технологий: теперь процессор внутри консоли больше не отбраковывает фальшивые игры вроде той, что я ему купила. Это освобождает владельца от необходимости всякий раз покупать дорогущую официальную продукцию.
— Значит, ты виноват не меньше меня, — прервала я эту лекцию, лихорадочно выводя волнистые линии в записной книжке.
— Я же говорю: все мы преступники.
— И ты ничуть не переживаешь по этому поводу?