За стеной фильтров. Что Интернет скрывает от вас?

Мне всегда нравились эти городские собрания. Но лишь когда я прочел книгу On Dialogue («О диалоге»), я н полной мере осознал, что же они нам давали.

Дэвид Бом имел скромное происхождение: его родителями были еврейские выходцы из Венгрии и Литвы, владевшие мебельным магазином в Уилкс-Барре, Пенсильвания. Но, оказавшись в Калифорнийском университете в Беркли, он быстро влился в небольшую группу физиков-теоретиков под руководством Роберта Оппенгеймера, стремившуюся создать атомную бомбу. Он скончался в октябре 1992 года (в возрасте 72 лет) и запомнился многим своим коллегам как один из величайших физиков XX столетия.

Его призванием была квантовая математика, однако изрядную часть времени он посвящал другой теме. Бома интересовали проблемы, возникающие в технологически продвинутой цивилизации, особенно возможность ядерной войны. «Технология набирает все большую мощь, во благо, во зло ли, — писал он. — В чем источник неприятностей? Я утверждаю, что источник, по сути, — это мысль»[332]. И Бом ясно видел решение: это диалог. В 1996 году была опубликована его книга — одна из фундаментальных работ по этой теме.

Общаться, по мнению Бома, в буквальном смысле означает «делать что-то общим». И хотя иногда этот процесс сводится к тому, что выделитесь с группой людей фрагмен том данных, чаще он требует, чтобы группа собралась и создала новый общий смысл. «В диалоге, — пишет он, — люди становятся создателями залежей общего смысла»[333].

Бом не первым увидел демокра тический потенциал диалога. Юрген Хабермас, светило теории медиа на протяжении большей части XX века, придерживался схожих взглядов. Для обоих диалог был чем-то особенным, поскольку давал группе людей способ демократическим путем творить свою культуру и выверять свои идеи применительно к реальному миру. Можно даже сказать, что без диалога демократия невозможна.

Бом видел и еще одну пользу диалога: он дает людям возможность почувствовать общие контуры сложной системы, даже тех ее мастей, с которыми они напрямую не сталкиваются. Мы склонны фрагментировать идеи и дискуссии на кусочки, не имеющие связи с целым. Он приводил пример разбитых часов: в отличие от деталей, из которых они прежде состояли, их обломки никак не связаны с часами как целым. Это просто кусочки стекла и металла.

Именно это делало городские собрания в Линкольнвилле особенными. Даже если собравшиеся не всегда могли договориться о направлении действий, этот процесс помогал составить общую картину. Разные части понимали, как мы соотносимся с целым. А это и обеспечивает возможность демократического правления.

У городских собраний был и еще один плюс: они учили нас более умело справляться с возникающими проблемами. В науке социального картирования сообщество определяется как сеть тесно связанных между собой узлов: мои друзья формируют сообщество, если все они не только знают меня, но и имеют собственные взаимоотношения. Общение создает более прочное общество.

В конечном счете демократия работает, лишь если мы, граждане, способны думать не только о своих узких интересах. Но для этого нам нужен общий взгляд на мир, в котором мы сосуществуем. Нам нужен контакт с жизнью, нуждами и желаниями других людей. Стена фильтров сбивает нас с этого пути — она создает впечатление, что нет ничего, кроме наших узких, личных интересов. Конечно, это хорошо, когда нужно что-то продать в онлайне, но это совсем не так здорово, когда нужно, чтобы люди совместно принимали оптимальные решения.

«Главная сложность демократии, — писал Джон Дьюи, — в том, чтобы нащупать средства, с помощью которых рассеянная, подвижная и многообразная общественность может осознать сама себя и выразить свои интересы»[334]. На раннем этапе существования Интернета была надежда именно на это: он наконец даст нам среду, где целые города и даже страны смогут совместно творить свою культуру в процессе дискуссии. Персонализация же принесла нам нечто иное: публичную сферу, которую сортируют и которой манипулируют алгоритмы, изначально фрагментированную и не способствующую диалогу.

И возникает серьезный вопрос: зачем же инженеры, проектировавшие эти системы, решили создать их именно такими?

Глава 6 Здравствуй, мир!

Сократ: А если на корабле любому будет дана возможность делать все, что ему угодно, при том что у него нет разума и добродетели кормчего, — понижаешь ли ты, что приключилось бы с ним и его спутниками по плаванию?

Платон, «Алкивиад»[335]

, самое раннее известное употребление слова «кибернетика»

Здравствуй, мир!

Вот первый фрагмент кода в учебниках по программированию и то, чему с самого начала учится любой будущий программист. На языке программирования С++ он выглядит так:

void main

{