Гискон издали наблюдал за Мастарной. Все чаще мальчик мысленно возвращался к тому страшному мгновению, когда корабль попал в руки пиратов. Покрытые багровыми рубцами спины матросов Мастарны объяснили ему секрет успеха этруска. Многие годы гребцы были прикованы к веслам, по их спинам гулял узловатый конец плети. Только смерть могла их избавить от мук. Мастарна все это понимал. Он бросил этим людям надежду, как собаке кидают кость. Они ее схватили не задумываясь, как сделал бы на их месте каждый.
В последнее время пираты часто ссорились. Гискону однажды удалось подслушать обрывок их разговора.
– Я ее оставлю у себя или выброшу акулам! – говорил Мастарна.
– Хе, хозяин, – прохрипел в ответ Саул, – зачем тебе эта дикая кошка? Старая лисица даст за нее столько серебра, что можно будет купить сто молодых и красивых рабынь…
Вскоре после этого на корму, где Гискон обычно чистил рыбу, прибежала Синта. Она была взволнована. Лицо ее горело.
Положив руки на плечи Гискону, она посмотрела на него долгим, внимательным взглядом.
– Прощай, Гискон! – сказала Синта, и на глазах ее показались слезы. – Танит зовет меня в свое царство[90]
, но ты увидишь Ганнона. Обязательно увидишь. Передай ему, что позор не коснулся его Синты…– Что ты, Синта! – воскликнул с испугом мальчик. – И ты увидишь Ганнона!
Синта вздохнула:
– Мне не нужна жизнь такой ценой… Я беру этот нож… Ты когда-нибудь поймешь меня, мальчик… Прощай!
Синта! Что же задумал жестокий этруск? Кто придет здесь на помощь? Чем можно помочь Синте? И о каком позоре говорила она? Гискон долго переворачивался с боку на бок и наконец заснул тяжелым, тревожным сном.
Его разбудили крики. Сначала ему показалось, что опять истязают чернокожих. Но потом послышался какой-то плеск. И сразу все смолкло. Затем тишину вновь разорвало:
– Несите его на палубу!
– Дайте ему воды!
Гискон бросился наверх, на палубе он увидел бледного, окровавленного Мастарну. Пират дико поводил глазами, зажимая правой рукой рану в боку.
– Я же тебе говорил, – раздался голос Саула, – не связывайся с этой дикой кошкой!
Этруск тяжело дышал.
– Почему же ты ее не схватил? – выговорил он наконец.
– Лопни мои глаза, она сразу же бросилась за борт!..
Гискон вскрикнул. Проклятие вырвалось из его уст. Он повернулся к изборожденному волнами морю. Это оно поглотило Синту.
– Синта! Вернись! Где ты, Синта? – кричал мальчик, простирая руки к морю.
Из морских глубин поднимался полный диск луны. Владычица неба Танит шествовала над миром, освещая море и качающегося на волнах «Сына бури».
Гискон не слышал, как Саул шепнул, указывая на него пальцем:
– Синта была у него! Мальчишка дал ей нож. Свяжите его!
Двое матросов бросились к Гискону, скрутили ему руки веревкой и привязали к мачте.
Он не сопротивлялся. К чему? Синты нет. Кто поможет ему, когда кругом враги! Как в полусне, он слышал злобный голос Мастарны:
– Свезите его на берег! Пусть он узнает цену серебра!
Прошла ночь. Гискон почувствовал резкий утренний холод. Как клинок на точильном камне, зазвенела якорная цепь.
– Вставай, рыбий корм! – раздался грубый голос Саула.
Гискон поднял голову. Корабль стоит на якоре неподалеку от гористого берега. Волны потеряли свой зеленоватый оттенок и стали желтовато-мутными.
«Мы в устье реки», – подумал Гискон.
Саул приказал матросам спустить на воду лодку.
И вот Гискон лежит на ее дне. Высокие борта позволяют ему видеть только небо.
– Погоди! – донесся приглушенный голос Мастарны. – Возьми и этого. Продашь обоих!
Послышался шум падающего тела и легкий стон. Потом Гискон ощутил прикосновение чьей-то руки. Чернокожий мальчик склонился над ним. Ударяя себя ладонью в грудь, он несколько раз повторил: «Дауд!» – и доверчиво прижался к Гискону.
До сих пор ему казалось, что все эти белые люди, которые заманили его братьев на корабль и привязали их гремящими веревками к веслам, одинаково жестоки. Но этот белокожий мальчик так же страдает, как и он сам. Его тоже связали и куда-то везут. Как ему сказать, чтобы он понял слова: «Будь моим братом!» Он улыбнулся – он понял. Значит, белые люди умеют не только бить и кричать, но и улыбаться.
Лодка отчалила. Раздался какой-то стук, сменившийся ровным поскрипыванием весел, вдали замирала песня:
Гискон втянул ноздрями воздух. ожа Дауда пахла чесноком. Это был запах дома и пылающего очага. акое-то теплое чувство шевельнулось в сердце Гискона. Еще на родине он видел эфиопов и слышал, как о них говорили: «Черная кожа, черная душа». Нет! У этого чернокожего мальчика светлая душа! Он один пожалел его!
Лодка ткнулась носом в берег. Саул вытащил Гискона и Дауда и швырнул их на прибрежные камни. Тотчас же подбежали какие-то люди. Они перевернули Гискона, как мешок с песком, и стали ощупывать его мускулы. Они яростно торговались.