— Нет, ты погоди отмахиваться. Когда я был в Вюрцбурге, на карнавале, — я тебе рассказывал? — там всех затмила прекрасная Адельгунда фон Тюнген. Я познакомился с нею в доме у ее матери и подружился с ее братом Адамом. Ты знаешь, он — двоюродный брат епископа, герцога Франконского, как он себя именует, — смеясь, добавил он. — Прехорошенькая штучка эта Адельгунда. Сам епископ от нее без ума, ты понимаешь? И этот юнец, Вильгельм фон Грумбах[96]
, тоже вокруг нее увивается. У него губа не дура, да руки коротки. Адам ни за что не отдаст ее вассалу своего кузена, а тем более младшему сыну Грумбаха. Даю голову на отсечение, ты получил бы ее, если б захотел.— Да не хочу я, черт ее побери совсем! — рявкнул Цейзольф.
— Здорово же у тебя засела в голове Нейрейтерша! Что? Разве не так?
Розенберг сгреб в кулак кубок и с такой силой стукнул им об стол, что вино обрызгало его растопыренные пальцы. Его водянистые глаза угрожающе вспыхнули. Уставившись на пожимавшего плечами Финстерлора, он спросил:
— Что я, по-твоему, спятил?
— А разве ты был в своем уме, когда затевал это дело? Ведь я предупреждал тебя, что оно сорвется. Мое счастье, что не я сам попался в руки этому взбешенному подмастерью, а только мой плащ. А все-таки она чертовски хороша, надо ей отдать справедливость.
Цейзольф молчал и только в раздумье поглаживал свою лопатообразную рыжую бороду. Молчал и его друг. Вдруг рука Финстерлора с кубком застыла в воздухе, и он повернулся к окну. Ему показалось, будто на дворе завыл сильный ветер. Но тут заговорил Розенберг, и он, прихлебывая вино, стал его слушать.
— А кто их разберет этих баб? Ты знаешь, как она тогда визжала и отбивалась. Магистрат даже пожаловался на меня в имперский суд. Правда, пока еще я от них ничего не получал… и, представь себе, пожелай я теперь…
— Что? Ну что? — с нетерпением повторил юнкер Филипп и, опершись локтями на стол, наклонился к нему всем туловищем.
— Нет, вот потеха! — воскликнул Цейзольф. — Я получил письмо от тетки из монастыря. У нее была Габриэла. Она еще сердится, но уже готова меня простить, если я лично, собственной персоной, повинюсь перед ней. Я должен известить тетку, когда смогу, и она мне устроит свидание с Габриэлой. Только нужно действовать осторожно: садовая калитка замурована и придется ехать через город.
— Черт возьми! — воскликнул юнкер Финстерлор. — А все-таки ради такого дела стоит рискнуть!
— Вот как! Теперь стоит, а тогда я был не в своем уме! — насмешливо возразил его друг. — Впрочем, я еще не решил, что делать. А вдруг эта обольстительная чертовка из мести хочет расставить мне капкан?
— В монастыре тебя не посмеют тронуть.
— А на улице?
— Знаешь, как бы то ни было, здесь тонкая игра. Клянусь брюхом! — воскликнул Финстерлор, наполняя кубок до краев. — Красивые женщины обычно не блещут умом, но у этой принцессы из купчих, надо ей отдать справедливость, есть голова на плечах. Выпьем, Цейзольф! За прекрасную Габриэлу!
Они чокнулись смеясь. Но не успели они осушить кубки, как в комнату стремглав вбежал перепуганный слуга и закричал:
— Крестьяне идут, милостивый господин!
— Какие крестьяне, болван? — закричал на него хозяин замка и поставил кубок на стол. Финстерлор вскочил со скамьи.
— Наши, я узнал многих, да и чужих целая тьма. И все — вооруженные. Ползут на гору точно муравьи.
Широкое, разгоряченное от вина лицо юнкера побагровело от ярости, и он загремел:
— Проклятье! Значит, этот сброд совсем обезумел! Поднять мост! Запереть ворота! Всем взять копья и арбалеты! Живо!
Слуга выбежал из комнаты.
Друзья схватили мечи и береты и бросились в угловую башню, окна которой выходили на долину. Ворота замка находились на противоположной стороне. Каменистая дорога, поднимавшаяся спиралью вокруг замка, почернела от толпы. Не только вооруженные мужчины, но и женщины выходили из-за деревьев. Впереди шел Большой Лингарт. Своего коня он оставил в деревне. Юнкеры узнали в нем того великана, который задал им жару в день трех волхвов в Ротенбурге. Неясный гул, походивший на шум ветра или рокот прибоя, нарастал. Теперь Розенберг убедился в том, что его слуга не ошибся. Это были его беглые крепостные, и Финстерлор узнал своих крестьян.
— Тем лучше, расправимся со всеми сразу, — сказал он.
Они поспешили вернуться в замок, чтобы запастись аркебузами, порохом, пулями. Трое слуг и егерь — вот и весь их гарнизон. Людей они расставили у бойниц, по обе стороны от ворот. Только они заняли свои места, как из лесу с криками выскочили крестьяне. Мост через расщелину между скалами был поднят. Это озадачило наступавших. Большой Лингарт выступил из толпы и крикнул юнкерам, чтобы они сдавались. Сопротивление бесполезно, это лишь авангард, а за ним идет все ротенбургское ополчение.